Ганс. Этот мутный взгляд я знаю. Нагляделся. Очень рвало?
Лука. Да ну, он уже лучше выглядит. Глоток вина, и опять будет румяненький. Как, тебе получше, сынок?
Мартин. Да. А как вы…
Лука. Ну вот и хорошо. Видите, он уже здоров.
Ганс. Всю келью, должно, заблевал. (Вайнанду.) Убирать за собой сам будет?.
Лука. Неужто было так плохо? Бедняга! И еще переживал, что мы его ждем!
Ганс. Потому что матери тут нет — выгребать за ним.
Мартин. Я управился сам. А как ваши дела, отец?
Ганс (слышит вызов, но решает не сдаваться). Мои дела? Дела у меня в порядке. Вон и Лука скажет. Ничего меня не берет. Твой старик еще держится. А иначе нам нельзя — что мне, что Луке. Чуть сдашь — сразу на лопатки уложат, или на колени ткнут, или еще как. А уж если на лопатках — пиши пропало, спета твоя песенка. Как же это можно, тогда всему конец. Так что держись до последнего. Живешь, понимаешь ли, — так живи!
Мартин. Я не всегда понимаю, что люди хотят этим сказать.
Лука. Мартин, твой отец пошел в гору. У него доля в товариществе, и теперь он в известном смысле работает на самого себя. Сейчас все так делают.
Мартин (Гансу). Очень хорошо.
Ганс. Получать денежки хорошо, только ломать за них спину — не очень.
Мартин. Как мать?
Ганс. Скрипит помаленьку. Всю жизнь работа, дети — понятно, устала. (Скрывая замешательство.) Ты прости, что она но приехала, все же не ближний свет. Велела передать привет. Да, и еще пирог. Но мне сказали (указывает на Вайнанда), что отдать нужно не тебе, а настоятелю.
Мартин. С подарками такой порядок, отец. Ты просто забыл.
Ганс. Хоть кусочек-то тебе перепадет? Мать так тряслась над пирогом, и еще дочка Луки посылает тебе привет.
Мартин. Правда? Как она?
Ганс. Лука, подтверди, что она просила передать привет Мартину.
Лука. О да, она часто вспоминает тебя, Мартин. Даже теперь. Она ведь вышла замуж.
Мартин. Я не знал.
Лука. Да, и уже двое детей, мальчик и девочка.
Ганс. Вот, вот: двое в окне выставлены, а теперь уж и третий лезет из-под прилавка. Верно, Лука?
Лука. Из нее хорошая мать получилась.
Ганс. Самое милое дело. Так только и можно насолить окаянному, когда он явится по твою душу, — выставляй ему ребят! Если ребята получаются и нет чумы, выпускай их из-под приладка на беса! На-ка, выкуси! И опять же для себя делаешь дело на всю жизнь и на веки вечные. Аминь. (Пауза.) Ну, угощай, брат Мартин, а то гости заскучали. Вон, у Луки стакан пустой, как матка у монахини. Сухо в глотке-то, старый пень?
Мартин. Сейчас, сейчас, простите меня.
Ганс. Вот так, и старика отца не забудь. (Пауза.) Жалко все-таки, что мать не выбралась приехать. Веселого здесь мало, хотя посмотреть, как сын совершает святую службу, старухе, наверно, было бы приятно. Погоди, а разве после обряда мать не должна плясать с сыном? Вроде Христос плясал с матерью? Что-то не представляю, как бы наша мать справилась. Небось, думаешь, я вместо нее пройдусь?
Мартин. Этого совсем не нужно, отец.
Ганс. Ведь это вроде как девку замуж выдают, точно?
Мартин. Пожалуй, так.
До этой минуты они избегали прямого контакта, но теперь взглядывают друг на друга и понемногу сбрасывают напряжение.
Ганс (осмелев). Нет, вы только посмотрите! Он же совсем как женщина в этой хламиде!
Мартин (растроганно). Какая уж там женщина, отец.
Ганс. Что ты понимаешь в этом деле? (Коротко рассмеявшись.) Эх, брат Мартин…
Мартин. Да? (Пауза.) Ты пробовал рыбу? А мясо? Возьми, тебе понравится.
Ганс. Брат Мартин. Да, брат Мартин, у алтаря тебе пришлось попотеть. Верно? Я бы не хотел быть в твоей шкуре. Эти твои — они же каждое слово караулят, каждый шаг, все ждут, где промахнешься. Я сам глаз не мог отвести. В одном месте нам почудилось, что ты того и гляди сорвешься, правда, Лука?
Лука. Да, были тревожные моменты.
Ганс. Тревожные, аж дух захватывало. Сижу и думаю: «Сорвется, испортит им всю обедню». В каком это месте ты запнулся и брат…
Мартин. Вайнанд.
Ганс. Да, Вайнанд подоспел тебе на помощь? Один раз он тебя просто на руках вынес.