Медли. Верный признак того, что это прямо из жизни. Меня бы не удивило, если бы все зрители повскакали с мест и вступили в торг.
Хен. Девятый номер: все кардинальные добродетели! Кто берет кардинальные добродетели, джентльмены?
Джентльмен. Восемнадцать пенсов.
Хен. Восемнадцать пенсов за кардинальные добродетели! Кто больше восемнадцати пенсов? Восемнадцать пенсов за все кардинальные добродетели! Никто больше не дает? Все добродетели, джентльмены, идут за восемнадцать пенсов. (Ударяет молотком.) Ваше имя, сэр?
Джентльмен. Произошла маленькая ошибка, сэр. Мне показалось, вы сказали «кардинальские добродетели». Черт возьми, сэр! Я думал, что сделал выгодную покупку, а у вас тут — терпимость, целомудрие и куча всякой дряни, за которую я не отдал бы и трех фартингов.
Хен. Что ж, отложим их. Номера десятый и одиннадцатый: бездна остроумия и немножечко здравого смысла!
Бантер. Почему вы ставите их вместе? Между ними нет ничего общего.
Хен. Хорошо, в таком случае поставим здравый смысл отдельно. Номер десятый: немножечко здравого смысла! Уверяю вас, джентльмены, отличный товар. Кто назначит цену?
Медли. Обратите внимание, мистер Сурвит, как он ни хорош, никто в нем не нуждается. Красноречивое молчание, как сказал бы великий писатель. Заметьте: никто против него не возражает, но никто, — его и не требует. Каждый думает, что уже обладает этим качеством.
Хен. Отложим здравый смысл. Я оставлю его себе. Номер двенадцатый!
Сурвит. Что такое? Что сейчас будет, мистер Медли?
Медли. Сейчас, сэр, перед вами разыграют одну шутку.
Бантер. Что такое?
Джентльмен. Вот так потеха! Животики надорвешь! Пистоль[159] помешался: вообразил себя важною персоной и шагает по улицам под барабан и скрипки.
Бантер. Господи!.. Пойду взгляну на это представление. (Уходит.)
Все. И я! И я!
Хен. Зачем же мне оставаться, раз все ушли?
Даппер. Мистер Сурвит, пойдемте и мы.
Медли. Если ваша светлость подождет, пока сменят декорации, Пистоль сам предстанет перед вами.
Сурвит. Не переигрываете ли вы с этой шуткой?
Медли. Ручаюсь, мы и вполовину не переигрываем против того, как он переигрывает свои роли. Впрочем, я хочу, чтобы публика оценила его по достоинству не в качестве актера, а в качестве министра.
Сурвит. Министра?..
Медли. Ну да, сэр. Помните, я говорил вам перед репетицией, что государства политическое и театральное удивительно схожи. И в том и в другом существуют правительства, и, прямо скажу, неважные! Королевству, которое имеет такое правительство, похвастаться нечем! Тут совсем как в театре: роли раздают, вовсе не думая о том, подходят для них исполнители или нет. Это я, конечно, о временах давно минувших. Публика освистывает и правительство и театральную дирекцию, а те, пока денежки текут в карман, смеются себе над нею за кулисами. Если сравнить театральные пьесы и статьи, которые пишутся по заказу правительства, то можно подумать, что они принадлежат одним и тем же авторам. А теперь начинайте сцену на улице! Входит Пистоль cum suis[160]. До сих пор, мистер Сурвит, перед нами появлялись лишь персонажи низшего порядка: щеголи, портные и им подобные, поэтому можно было обходиться прозой. Теперь, когда мы собираемся вывести на сцену более значительное лицо, наша муза заговорит возвышенным стилем. Дальнейшее, сэр, предназначено для людей утонченного вкуса. Итак, входит Пистоль.
Пистоль.
159
Пистоль — кличка актера Теофиля Сиббера. Известнейшей из сыгранных им считалась роль Пистоля (персонаж пьес Шекспира «Генрих IV», ч. II, «Виндзорские проказницы» и «Генрих V»). Друг Фильдинга, знаменитый художник Хогарт, изобразил его в этой роли.
161
Роль Полли Пичум в пьесе Джона Гея отдать моей супруге знаменитой. — Речь идет о соперничестве из-за роли Полли Пичум в балладной опере Джона Гея «Опера нищего» (1728) между женой Теофиля Сиббера, известной актрисой Сусанной Марией Сиббер (1714-1766), и актрисой Катериной Клайв (1711-1785).
162
Когда поставил он свою «Загадку», когда приплыл в Египет славный Цезарь. Под этот свист великий Джон угас... — Имеются в виду пьесы К. Сиббера «Любовная загадка» (1729), «Цезарь в Египте» (1725) (переделка трагедии Корнеля «Помпеи») и «Папская тирания в царствование короля Джона» (1736) (переделка исторической хроники Шекспира «Король Джон»). Последняя пьеса была настолько слабой, что актеры отказались в ней играть.