Пока они говорят, Андрей входит с книгой тихо и садится у свечи.
Тузенбах. Буду работать. Чебутыкин (идя в гостиную с Ириной). И угощение было тоже настоящее кавказское: суп с луком, а на жаркое -- чехартма, мясное. Соленый. Черемша вовсе не мясо, а растение вроде нашего лука. Чебутыкин. Нет-с, ангел мой. Чехартма не лук, а жаркое из баранины. Соленый. А я вам говорю, черемша -- лук. Чебутыкин. А я вам говорю, чехартма -- баранина. Соленый. А я вам говорю, черемша -- лук. Чебутыкин. Что же я буду с вами спорить! Вы никогда не были на Кавказе и не ели чехартмы. Соленый. Не ел, потому что терпеть не могу. От черемши такой же запах, как от чеснока. Андрей (умоляюще). Довольно, господа! Прошу вас! Тузенбах. Когда придут ряженые? Ирина. Обещали к девяти; значит, сейчас. Тузенбах (обнимает Андрея). Ах вы сени, мои сени, сени новые мои... Андрей (пляшет и поет). Сени новые, кленовые... Чебутыкин (пляшет). Решетчаты-е!
Смех.
Тузенбах (целует Андрея). Черт возьми, давайте выпьем. Андрюша, давайте выпьем на ты. И я с тобой, Андрюша, в Москву, в университет. Соленый. В какой? Б Москве два университета. Андрей. В Москве один университет. Соленый. А я вам говорю -- два. Андрей. Пускай хоть три. Тем лучше. Соленый. В Москве два университета!
Ропот и шиканье.
В Москве два университета: старый и новый. А если вам неугодно слушать, если мои слова раздражают вас, то я могу не говорить. Я даже могу уйти в другую комнату... (Уходит в одну из дверей.) Тузенбах. Браво, браво! (Смеется.) Господа, начинайте, я сажусь играть! Смешной этот Соленый... (Садится за пианино, играет вальс.) Маша (танцует вальс одна). Барон пьян, барон пьян, барон пьян!
Входит Наташа.
Наташа (Чебутыкину). Иван Романыч! (Говорит о чем-то Чебутыкину, потом тихо уходит.)
Чебутыкин трогает Тузенбаха за плечо и шепчет ему о чем-то.
Ирина. Что такое? Чебутыкин. Нам пора уходить. Будьте здоровы. Тузенбах. Спокойной ночи. Пора уходить. Ирина. Позвольте... А ряженые?.. Андрей (сконфуженный). Ряженых не будет. Видишь ли, моя милая, Наташа говорит, что Бобик не совсем здоров, и потому... Одним словом, я не знаю, мне решительно все равно. Ирина (пожимая плечами). Бобик нездоров! Маша. Где наша не пропадала! Гонят, стало быть, надо уходить. (Ирине.) Не Бобик болен, а она сама... Вот! (Стучит пальцем по лбу.) Мещанка!
Андрей уходит в правую дверь к себе, Чебутыкин идет за ним; в зале
прощаются.
Федотик. Какая жалость! Я рассчитывал провести вечерок, но если болен ребеночек, то, конечно... Я завтра принесу ему игрушечку... Родэ (громко). Я сегодня нарочно выспался после обеда, думал, что всю ночь буду танцевать. Ведь теперь только девять часов! Маша. Выйдем на улицу, там потолкуем. Решим, что и как.
Слышно: "Прощайте! Будьте здоровы! " Слышен веселый смех Тузенбаха. Все уходят. Анфиса и горничная убирают со стола, тушат огни. Слышно, как поет
нянька. Андрей в пальто и шляпе и Чебутыкин тихо входят.
Чебутыкин. Жениться я не успел, потому что жизнь промелькнула, как молния, да и потому, что безумно любил твою матушку, которая была замужем... Андрей. Жениться не нужно. Не нужно, потому что скучно. Чебутыкин. Так-то оно так, да одиночество. Как там ни философствуй, а одиночество сташная штука, голубчик мой... Хотя в сущности... конечно, решительно все равно! Андрей. Пойдемте скорей. Чебутыкин. Что же спешить? Успеем. Андрей. Я боюсь, жена бы не остановила. Чебутыкин. А! Андрей. Сегодня я играть не стану, только так посижу. Нездоровится... Что мне делать, Иван Романыч, от одышки? Чебутыкин. Что спрашивать! Не помню, голубчик. Не знаю. Андрей. Пройдем кухней.
Уходят.
Звонок, потом опять звонок; слышны голоса, смех.
Ирина (входит). Что там? Анфиса (шепотом). Ряженые!
Звонок.
Ирина. Скажи, нянечка, дома нет никого. Пусть извинят.
Анфиса уходит. Ирина в раздумье ходит по комнате; она взволнована. Входит
Соленый.
Соленый (в недоумении). Никого нет... А где же все? Ирина. Ушли домой. Соленый. Странно. Вы одни тут? Ирина. Одна.
Пауза.
Прощайте. Соленый. Давеча я вел себя недостаточно сдержанно, нетактично. Но вы не такая, как все, вы высоки и чисты, вам видна правда...Вы одна, только вы одна можете понять меня. Я люблю, глубоко, бесконечно люблю... Ирина. Прощайте! Уходите. Соленый. Я не могу жить без вас. (Идя за ней.) О, мое блаженство! (Сквозь слезы.) О, счастье! Роскошные, чудные, изумительные глаза, каких я не видел ни у одной женщины... Ирина (холодно). Перестаньте, Василий Васильич! Соленый. Первый раз я говорю о любви к вам, и точно я не на земле, а на другой планете. (Трет себе лоб.) Ну, да все равно. Насильно мил не будешь, конечно... Но счастливых соперников у меня не должно быть... Не должно... Клянусь вам всем святым, соперника я убью... О, чудная!
Наташа проходит со свечой.
Наташа (заглядывает в одну дверь, в другую и проходит мимо двери, ведущей в комнату мужа). Тут Андрей. Пусть читает. Вы простите, Василий Васильич, я не знала, что вы здесь, я по-домашнему. Соленый. Мне все равно. Прощайте! (Уходит.) Наташа. А ты устала, милая, бедная моя девочка! (Целует Ирину.) Ложилась бы спать пораньше. Ирина. Бобик спит? Наташа. Спит. Но неспокойно спит. Кстати, милая, я хотела тебе сказать, да все то тебя нет, то мне некогда... Бобику в теперешней детской, мне кажется, холодно и сыро. А твоя комната такая хорошая для ребенка. Милая, родная, переберись пока к Оле! Ирина (не понимая). Куда?
Слышно, к дому подъезжает тройка с бубенчуками.
Наташа. Ты с Олей будешь в одной комнате, пока что, а твою комнату Бобику. Он такой милашка, сегодня я говорю ему: "Бобик, ты мой! Мой! " А он на меня смотрит своими глазеночками.
Звонок.
Должно быть, Ольга. Как она поздно!
Горничная подходит к Наташе и шепчет ей на ухо.
Протопопов? Какой чудак. Приехал Протопопов, зовет меня покататься с ним на тройке. (Смеется.) Какие странные эти мужчины...
Звонок.
Кто-то там пришел. Поехать разве на четверть часика прокатиться... (Горничной.) Скажи, сейчас.
Звонок.
Звонят... там Ольга, должно быть. (Уходит.)
Горничная убегает: Ирина сидит задумавшись; входят Кулыгин, Ольга, за ними
Вершинин.
Кулыгин. Вот тебе и раз. А говорили, что у них будет вечер. Вершинин. Странно, я ушел недавно, полчаса назад, и ждали ряженых... Ирина. Все ушли. Кулыгин. И Маша ушла? Куда она ушла? А зачем Протопопов внизу ждет на тройке? Кого он ждет? Ирина. Не задавайте вопросов... Я устала. Кулыгин. Ну, капризница... Ольга. Совет только что кончился. Я замучилась. Наша начальница больна, теперь я вместо нее. Голова, голова болит, голова... (Садится.) Андрей проиграл вчера в карты двести рублей... Весь город говорит об этом... Кулыгин. Да, и я устал на совете. (Садится.) Вершинин. Жена моя сейчас вздумала попугать меня, едва не отравилась. Все обошлось, и я рад, отдыхаю теперь... Стало быть, надо уходить? Что ж, позвольте пожелать всего хорошего. Федор Ильич, поедемте со мной куда-нибудь! Я дома не могу оставаться, совсем не могу... Поедемте! Кулыгин. Устал. Не поеду. (Встает.) Устал. Жена домой пошла? Ирина. Должно быть. Кулыгин (целует Ирине руку). Прощай. Завтра и послезавтра целый день отдыхать. Всего хорошего! (Идет.) Чаю очень хочется. Рассчитывал провести вечер в приятном обществе и -- о, fallacem hominum spem!.. Винительный падеж при восклицании... Вершинин. Значит, один поеду. (Уходит с Кулыгиным, посвистывая.) Ольга. Голова болит, голова... Андрей проиграл... весь город говорит... Пойду лягу. (Идет.) Завтра я свободна... О, боже мой, как это приятно! Завтра свободна, послезавтра свободна... Голова болит, голова... (Уходит.) Ирина(одна). Все ушли. Никого нет.