Сюзанна. Нет, нет.
Балинт(закрывает книги). А вот и шоколад.
Он встает и помогает официанту, который приносит на подносе чашки.
Эмма. Слишком сладкий шоколад, да?
Сюзанна(отпивая). Странный вкус…
Эмма. Вкус концентрированного молока, вот что! Теперь не умеют готовить шоколад.
Бленск(не преминув воспользоваться случаем). Теперь совсем разучились готовить шоколад!.. Это очень печально констатировать, но теперь совсем не умеют делать шоколад, да и не только шоколад! Раньше растворяли настоящий черный шоколад, а не этот их дурацкий порошок, иди знай, из чего его только делают!.. Молоко взбивали в последний момент, но главное, в закипевшие сливки сыпали кусочки шоколада! Да!.. Я уже три года назад говорил об этом господину Мюллеру. Эти молодые итальянцы, выпускники школы официантов, все-таки стараются, но как они могут сохранить какую-то традицию?… Традиция исчезает не потому, что умирает, а потому что к ней теряют всякий интерес.
Сюзанна. Конечно.
Бленск. Когда я с матерью в пятидесятых годах ездил в Большой Зальц, в Шале де Бретей, там были шеф-повар, метрдотель и официантка, и вся эта небольшая компания — в униформе, обшитой старинными галунами, и могу вам сказать, что если в фирменном торте не хватало хоть грамма ванилина, все бы не преминули пожаловаться, и Мадам Слюцерман рассыпалась бы в извинениях.
Балинт. Конечно…
В этот момент к ногам Эммы падает теннисный мяч.
Эмма. Опять! Уже третий раз за сегодняшний день! В прошлый раз я поймала его у ног, я думала, какой-то пес покушается на мою лодыжку.
Бленск. Ограда корта со стороны отеля слишком низкая, поэтому мячи отскакивают от площадки, попадают на нижний паркинг и таким образом приземляются у нас. В то же время со стороны дороги ограда слишком высокая. Типичный пример неразумной экономии на обустройстве…
Эмма. Надо сказать им, чтоб были поосторожней…
Бленск. Хотите, я схожу?
Эмма. Нет-нет, впрочем, да, если хотите, месье Бленск, было бы любезно с вашей стороны. И заодно отнесите им мяч.
Курт Бленск исчезает с другой стороны отеля. Пауза.
Эмма. Он меня утомляет.
Сюзанна. Как же от него избавиться?
Эмма. Не знаю.
Сюзанна. В то благословенное время, когда здесь была его жена…
Эмма. Кому вы это говорите! Мы так сожалеем о ее отсутствии!
Балинт. Она его сдерживала.
Сюзанна. Она его сдерживала.
Эмма. С тех пор, как он предоставлен сам себе, он стал просто как пиявка.
Сюзанна. Он вас боготворит.
Эмма. Он меня боготворит.
Балинт. Это ваша вина.
Эмма. Как это, моя вина?
Балинт. Вы сумели быть с ним любезной.
Сюзанна. Он прав. Нельзя боготворить, если нет поощрения.
Эмма. Он по любому поводу уж такой всезнайка, всезнайка, до умопомрачения!..
Балинт. Бедняга.
Сюзанна. Нет, только не жалейте его.
Балинт. Я и не жалею, но в его попытках завязать диалог я вижу что-то патетическое.
Сюзанна. В попытках? Да он нас заговаривает!
Балинт. Против воли. Когда он буквально «втирается» в разговор, он уже и не знает, что бы такое сделать, чтобы только в нем остаться. Он боится, что его вытолкнут, как только он перестанет говорить.
Курт Бленск снова появляется в глубине сцены. Его никто не замечает. Он делает шаг вперед. При следующей реплике он останавливается.
Эмма. Он неистощим. Если бы я его не услала относить мяч, он все еще бы объяснял нам, как производятся сетки для ограды. Вы обратили внимание, как он морщит лоб, как весь он морщится? Мне так и хочется сказать ему, зачем вы так себя старите, зачем приближаете свою смерть, произнося столь незначительные вещи?… Редко мне доводилось встречать столь скучного человека, Бог знает, как это люди позволяют себе быть такими скучными.
Балинт. Его жена тоже смертельно скучная особа.
Эмма. Смертельно!
Сюзанна. Да, но как вы справедливо выразились, она его сдерживала.
Эмма. Они друг друга сдерживали.