Не будут.
Я должен открыться.
Только наверное в два такта.
Женщина. «…Я, Страттмер, почитаю себя как бы загрязненным по отношению к своей дочери. Я постоянно боюсь ее инфицировать. Убирая на кухне рыбные очистки, я вижу треть зеленого лимона. Я облизываю его, потому что мне нравится этот вкус, он мне напоминает Мексику. Я кладу его на стол. Я говорю себе, ты же не можешь оставить эту грязь в таком доступном месте. Ты не можешь его выбросить, ты заплатил за него 1 франк 75 сантимов, это зеленый лимон, вещь редкая. Тогда я вгрызаюсь в него и высасываю до тех пор, пока он не становится годным к выбрасыванию. В течение пяти минут оральной кислотности я подчинялся электрифицированному танцу, который навязывали мне мои члены, и я воспользовался этим, чтобы подсчитать ручки стенного шкафа — детали, которые я как ни странно никогда прежде не пересчитывал».
Как странно, что я говорила вам о своем брате.
Счетная болезнь — именно то, чем болеет мой брат.
Мой брат страдает счетной болезнью, и в этой связи он тоже принадлежит к вашему миру.
О Боже мой, все что вы говорите мне так близко!
А вы так далеки.
Я сбилась с толку.
Вы мне не скажете ничего.
Было ведь время, господин Парски, когда мне не было необходимости пускаться в такие сложности, как книга, сумка, недостаток храбрости…
Я обладала красотой, которая говорила все за меня.
Он увидел.
Он смотрит на меня, он видел книгу.
Давай.
Не зря одела я желтый костюм.
Не зря забралась я в это купе.
Досчитаю до двадцати и скажу…
А что ты скажешь, Марта?
Я скажу…
Найди слова, а после досчитай.
Мужчина. Писатель с именем едет напротив незнакомки, читающей его последнюю книгу.
Милый сюжетец для рассказа.
Несколько староват.
Мог бы быть написан каким-нибудь…, ну кем бы это?…
Каким-нибудь Стефаном Цвейгом. Да… Или Мигелем Торга — да.
Мужчина смущен.
Мужчина, похваляющийся, будто покончил с ребяческими штучками, внезапно проникается нескромностью ситуации.
Женщина привлекательна.
Был бы он смущен, будь женщина непривлекательной?
Будь женщина непривлекательной, он укрепился бы в своем отвращении к тому, что называют публикой, отродью этому, не дай Бог повстречаться. Будь откровенен. Ты никогда ни для кого, ни для чего не сделал. Творить в пустоте невозможно.
Бутылки в море швыряют с яростной надеждой утопающего. Производить, давать чего-то миру значит ощущать магию возможного.
Твой выход.
Мужчина. Мадам, чем объяснить эту потребность — сочинять или мечтать о других жизнях? Просто существовать по-вашему недостаточно?
Женщина. Месье, не знаю, что вы подразумеваете под «просто существовать». Просто не существует.
Мужчина. Ту книгу, что вы держите в руках, случилось так, что я ее тоже прочел —
Женщина. Вот как?…
Мужчина. Вам нравится?
Женщина. Могу ли я ответить столь же неприкрыто? я с этим автором соприкасаюсь вот уже некоторое время…
Мужчина. Вы тоже.
Женщина. Вы тоже?
Мужчина. Вот уже некоторое время. Да. Что вы прочли?
Женщина. … «Прохожий среди многих»… Маленький сборничек коротеньких историй, название забыла… «Ремарка» и «Походка бедняка»…
Мужчина. А вам понравилась «Походка бедняка»?
Женщина. Да… На мой взгляд наиболее волнующе. А вам?
Мужчина. … Помню, что это было близкое мне произведение.
Женщина. Да, я сказала бы то же. Произведение близкое. Очевидное. И наверное очевидное для того, кто его написал.
Мужчина. Это возможно. Но нельзя писать все время в такой манере.
Женщина. Нет. Разумеется.
Мужчина. Обнажиться можно только один раз.
Женщина. Разумеется.
Пауза
Мужчина. Вы не хотите мне рассказать об этой книге?
Женщина. Могу ли я рассказывать, не дочитав?
Мужчина. Да. конец, как вы знаете, не имеет значения.
Женщина. Ну что ж… Книга рассказывает мне то же самое, что и эта фотография Праги над вами… Она дает мне, в который раз, почувствовать ностальгию по тому, чего не происходит. И ностальгию по тому, что могло быть. Говорит ли она о чем-нибудь еще?