Балинт. Нет, спасибо. Извините, но я не очень настроен…
Бленск. Что вы, каждый свободен выбирать! На отдыхе каждый делает, что хочет… (Прячет фишки в мешочек). Я проиграл, по правде говоря, я вытянул за всю игру три гласные! Даже Фюлькраз ничего бы не смог сделать. Вы знаете Фюлькраза?
Балинт. Нет…
Бленск. Я спросил, потому что вы покачали головой, и я подумал, вы его знаете. Фюлькраз. Вальтер Фюлькраз — чемпион нашего клуба.
Балинт. Вы посещаете клуб?
Бленск. Да, да. (Улыбается с доброжелательной снисходительностью). Но в клубе мы играем в «дубликат», ничего общего со свободными партиями, тут, понимаете ли, нечего рассчитывать на удачу. Имейте в виду, если вы встретитесь с Фюлькразом в свободной партии, вы проиграете.
Балинт. Конечно.
Бленск. О, конечно! Ха-ха!
Балинт улыбается. Входит Авнер.
Авнер. Я умираю. Какая же скучная игра, невероятно.
Бленск(напряженно). Бридж?
Авнер. А вам она не кажется скучной?
Бленск. Нисколько!
Авнер. Тогда замените меня.
Бленск. А ваши партнерши?
Авнер. Они будут в восторге… (Он кричит в направлении играющих). За меня будет играть Месье Клемс!.. (Бленску). Идите, идите, поддержите малышку.
Курт Бленск выходит, вне себя от радости.
Балинт. Как вы его назвали?
Авнер. Думаете, я помню?… Клемс? Нет?… Вы думаете, они на меня разозлятся? Он очень симпатичный, этот тип.
Балинт. Он проникся ко мне.
Авнер. Ай-ай-ай…
Балинт. Я нравлюсь таким людям. Видимо, это у меня врожденное.
Авнер. Он с вами беседует?
Балинт. Беседует, просвещает…
Авнер качает головой в знак сострадания. Пауза.
Авнер. Мне сегодня приснился необыкновенный сон. Мне снилось, что я дирижирую финал «Гаффнера». С невероятной скоростью. Я дирижировал палочкой в форме спирали, которую устремлял в небо, положив на лопатки всех этих Бруно Вальтеров, Бернштейнов, Осава… В этом финале никому не удается добиться нужного темпа. Вот что действительно важно, если вы хотите понять до конца мою мысль, вот что важно. Все величие музыки, только оно и есть. Я в депрессии.
Балинт. Я — тоже.
Авнер. Я вижу.
Пауза.
Балинт. Когда я сюда приехал… то есть я хочу сказать, когда я решил уединиться в горах, чтобы закончить мою работу о цивилизации железного века, я думал, что горы будут идеальным местом, чтобы писать… Я думал, что отсутствие общения, что было бы закономерно в таком окружении, будет способствовать работе… Я все это себе представлял издалека, почтительно предвкушая эту скуку, и представлял себе, как я пишу, глядя в окно со спокойной душой, в маленьком уютном гостиничном номере… Вы нарушили мои планы… Вы потащили меня за собой… Мне нравятся сурки, золотистые бутоны, мне приятно видеть коровьи лепешки, вы меня заразили — меня уже не увлекает то, что я пишу.
Пауза.
Тем не менее я где-то в стороне… Этот пейзаж принадлежит вам… Вы с ним — на равных… Мне же он делает больно… Он меня не пускает… Сейчас ничто не вызывает во мне большего отвращения, чем книга о первом железном веке, но я еще в нее вцеплюсь. А если к тому же и вы уедете, только Бог знает, как я в нее вцеплюсь…
Пауза.
Авнер(после паузы). В Буэнос-Айресе я занимаюсь производством офисной мебели, я экспортирую мебель, которая отличается постоянным однообразием и уродством… Этим я занимаюсь целый год. Но это занятие нельзя отождествлять с моей личностью… Я делаю деньги. Я впихиваю их в двух своих сыновей, которые ничего из себя не представляют, это наверное, самая плохая услуга, которую я только могу им оказать, но по крайней мере, я искусственно избавляю себя от забот, которые доставляет мне их ничтожество. Я никогда не сомневался, что моя жизнь совсем не там. Я всегда так считал — Вы пишете, мой сын тоже считает, что писать — благородное занятие. И так же, как он, вы отождествляете себя с тем, что пишете, вы не допускаете, что писательство может быть самым банальным занятием… А вообще-то не знаю, может быть я просто не могу понять вас, невозможно понять другого…