Серж. Заметь, ты говоришь только о себе.
Иван. А вы-то о ком говорите?! Каждый говорит о себе самом!
Серж. Ты срываешь нам вечер…
Иван. Я срываю вам вечер?!
Серж. Да.
Иван. Я срываю вам вечер?! Я?! Я срываю вам вечер?!
Марк. Да, да, не кипятись так!
Иван. Это я срываю вам вечер?!!..
Серж. Сколько еще раз ты это повторишь?
Иван. Да нет, ответьте же мне. Это я срываю вам вечер?!!..
Марк. Ты опаздываешь на сорок пять минут, даже не извинившись, морочишь нам голову своими семейными передрягами…
Серж. И твоя мягкотелость, твое присутствие в качестве безвольного и нейтрального зрителя доводят Марка и меня до крайности. Потому что в этом я полностью с ним согласен. Ты создаешь условия для конфликта.
Марк. Твой слащавый, раболепный голос, призывающий к разуму, которым ты пытаешься увещевать нас с самого начала, просто непереносим.
Иван. Знаете, я и заплакать могу… Я так могу и заплакать… Я уже готов…
Марк. Плачь.
Серж. Плачь.
Иван. Плачь!!! Вы мне говорите, плачь?!
Марк. У тебя есть все основания заплакать, ты ведь женишься на Медузе-Горгоне, ты теряешь друзей, которых ты считал друзьями до гроба…
Иван. А, значит все, все кончено!
Марк. Ты сам сказал, зачем нам встречаться, если мы ненавидим друг друга?
Иван. А моя свадьба?! Вы же свидетели, вы что забыли?
Серж. Ты еще можешь поменять.
Иван. Никак не могу! Я вас записал!
Марк. Ты можешь поменять в последний момент.
Иван. Так не положено!
Серж. Положено!
Иван. Нет!..
Марк. Не сходи с ума, мы придем.
Серж. Тебе бы отменить эту свадьбу.
Марк. Вот это верно.
Иван. Черт побери! Что я вам сделал, черт вас побери!!.. (Он разражается рыданиями. Пауза.) То что вы делаете, просто подло! Вы могли бы поругаться после двенадцатого, так нет же — вы все делаете, чтобы сорвать мою свадьбу, которая сама по себе уже бедствие, свадьбу, из-за которой я потерял четыре килограмма, и вы окончательно ее срываете! Единственные люди, чье присутствие придавало мне хоть какое-то душевное спокойствие, доходят чуть ли не до смертоубийства, я поистине везунчик!.. (Марку) Ты думаешь, мне нравятся эти конверты, эти рулоны скотча, ты думаешь нормальному человека охота продавать эти раздвижные папки?!.. Что мне остается делать?! Я валял дурака до сорока лет, да, конечно, я тебя забавлял, я забавлял друзей своими глупостями, но вечером-то я оставался один, один как крыса! Кто вечером одиноко возвращался в свою хижину? Шут в смертельном одиночестве включал все, что только издает звук, а кого он слышал на ответчике? Свою мать. Все мать да мать.
Небольшая пауза.
Марк. Не надо так огорчаться.
Иван. Не надо так огорчаться?! А кто довел меня до такого состояние?! Моя душа не столь уязвима, как ваша, кто я такой? Человек, не имеющий ни положения, ни собственного мнения, я просто клоун, я всегда был клоуном!
Марк. Успокойся…
Иван. Не говори мне «успокойся»! У меня нет никакого повода для спокойствия! Если хочешь, чтобы я совсем спятил, скажи мне «успокойся»! «Успокойся» — это худшее из того, что можно сказать человеку, потерявшему покой! Я не такой как вы, мне не нужен авторитет, я не хочу слыть образцом, я не хочу существовать сам по себе, я хочу быть вашим другом Иваном, добрым духом! Иваном, добрым духом!
Пауза.
Серж. Нельзя ли обойтись без патетики…
Иван. Я закончил. У тебя нет чего-нибудь пожевать? Так что-нибудь, просто чтоб не упасть в обморок.
Серж. У меня есть оливки.
Иван. Давай. Серж передает ему оливки в небольшой мисочке, стоящей на самом видном месте.
Серж(Марку). Хочешь? Марк кивает. Иван протягивает ему оливки. Все втроем они едят оливки.
Иван…У тебя нет тарелочки для…
Серж. Есть. Он достает блюдце и ставит на столик.