Распутин возвращает бумаги на стол.
Распутин (просто): Было, да. Весной еще. К "Яру" ездили.
Пауза.
СынОчка в солдаты забрили. ЗАпил я. (озадачено) Сколько годов хмельного не нюхал, а тут как-то не совладал… Я ж дурной, как выпью. Поленом стукнутый… Тут еще певички эти с подковыркой…
Николай отворачивается от окна и молча смотрит на Распутина. Царь сосредоточен и непроницаем. Может показаться, что он сейчас впервые в жизни станет кричать и топать ногами.
(со вздохом) Добавил я вам маяты́. Сидел бы на печи пока брюхо совсем не зарастет, до рубца. Нет, запрягли черти!..
Пауза.
(в сердцах) Эх! Ну, скажи: почто меня в праведники записали-то? Мужик как мужик. Ве́рвием подпоясанный… Ну, молитве навы́к. Помогать силюсь, если нужда у кого. А так – оторви да брось…
Пауза. Распутина осенило. Он взволновано встает со стула. Николай идет к нему навстречу.
(увлеченно) А что если меня в кандалы аль в солдаты? Царским указом! Мол, знать не знаю энтого беса… (торопливо) Только, если в солдаты, хорошо б с Димитрием – сынком. Он у меня душой прост – рыбу удить любит, природу хорошо понимает. А в миру – что дитя малое. Пропадет без пригляда на войне.
Николай останавливает Распутина и ведет к столу.
Николай: Пустое, Григорий Ефимович. Эта (кивает на бумаги) правда не лучше и не хуже прежней лжи.
Оба садятся на стулья друг напротив друга.
(участливо) Что с тобой, дорогой?
Распутин (опустив глаза): Заплутал я в вашем Петербурхе, с резьбы соскочил. Думал, всё вижу, всему цену знаю, всякую живую душу вот так (показывает) на ладошку взять могу…
Пауза.
Они мятые – души эти. Как сморчки (поднимает глаза) Ты видал сморчки-то? Жомканые такие…
Николай: Видал.
Распутин (удовлетворенно): Вот.
Пауза.
(неожиданно) А помирать страшно?
Николай: Господь с тобой, Григорий Ефимович…
Распутин (задумчиво): Господь-то со мной, а я – с Ним? А? Как считаешь?
Николай: Ты меня спрашиваешь?
Распутин: Да. Мне слово твое щас – что воды глоток. (лукаво) Ты ж у нас, Папа, непрост, ой непрост. На вид легкий, а сам, что адамант-камень – не сковырнешь.
Пауза.
Николай: Я тебе вот, что тебе скажу. Ты, Григорий Ефимович, по Христу жизнь свою устраивал, так?
Распутин (соглашается): Тужился. Да, видать, не выдюжил.
Николай: Почему ты так считаешь? По Христу – это разве в почёте, да тихости?
Пауза.
(убежденно) Что стервятники тебя рвут – добрый знак. Не сомневайся.
Распутин: Кабы меня! Вас с Мамой рвут. (горько) А я им, получается споручник.
Николай (улыбается): Что ж ты нас, Григорий Ефимович от Христа отписал? Все скорби себе присвоить хочешь? Оставь и нам хоть щепотку.
Распутин пытается что-то возразить, но не находит слов и молча целует Николаю руку.
(задумчиво) Знаешь, Мама, когда в православие переходила, вечерами жития святых вслух читала. Там все больше мученики попадались. Хорошие были вечера… Я тогда главное понял.
Распутин: Говори.
Николай (твердо): Нет Христа без Голгофы. Без нее – уже не Христос получается, а почтовая карточка. Ну, вроде той, что ты нам на Пасху прислал.
Пауза.
(хладнокровно) А знаешь, что такое Голгофа? Это когда тебя убивают… просто так, без вины… а тебя никому не жалко. Наоборот, всем весело, как в цирке… ну, или на ярмарке. Понимаешь?
Распутин молча кивает.
И чем ты ближе ко Христу, тем неизбежнее Голгофа…
Пауза.
Ты, Григорий Ефимович, по христову пути шел, а Голгофу Его как-то не замечал. Потому и в смятении сейчас. Это ничего. Спаситель вон кровавым потом умылся в преддверии креста. Что ж о нас с тобой говорить?..
Распутин (пораженно): И ты с этим во внутрях живешь?
Николай (улыбается): А что, не заметно?
Распутин опять хочет поцеловать его руку. Николай мягким движением ее прячет и дружески обнимает его за плечи.
Да полно тебе, Григорий Ефимович. (с улыбкой) Что мы с тобой как апостолы в лодке рядимся. Скоро Мама из госпиталя придет – чай будем пить. С Аннушкой…