Чаплин вздрагивает. Кирилл, на всякий случай, останавливает его жестом.
Кирилл: Говори.
Илларион: А зачем нам его засвечивать?
Кирилл: В каком смысле?
Илларион: Он же может нести крест тайно. Зачем лишний раз искушать маловеров? Пусть все думают…
Чаплин (перебивает, нервно): Ну, что за пораженчество, ей Богу!
Кирилл (мягко): Погоди…
Чаплин: Да не буду я годи́ть! Я что зря работаю? Столько сил отдано, чтобы подготовить сознание верующих…
Илларион (примирительно): Поймите правильно, отец Всеволод. Никто не сомневается в эффективности вашей работы. И верующие, конечно, на ура примут любые ваши… ммм… аргументы. Если бы без этого нельзя было обойтись…
Илларион замолкает и поднимает холодные немигающие глаза на Чаплина. Чаплин слегка ёжится.
…Но дело в том, что обойтись без этого (с нажимом) можно.
Кирилл, в глубокой задумчивости, гладит бороду. Чаплин сдулся, как шарик, и даже не пытается возражать.
Кирилл: Иди, отец Всеволод. Я обдумаю всё. Вопрос серьёзный, сам понимаешь.
Чаплин механически кивает и уныло плетется в сторону ворот. Кирилл подзывает жестом Иллариона. Тот открывает свою папку и собирается дать пояснения. Но не успевает – Чаплин вспомнил о чем-то важном.
Чаплин: А Боброк?
Илларион (поправляет): Бренко.
Чаплин сверкнул в его сторону глазами.
Чаплин (поясняет): Комиссия по канонизации полностью укомплектована…
Кирилл морщится и машет в его сторону рукой.
Кирилл (раздражённо): Какой еще «Боброк»? Симона давай!.. этого… как его?
Илларион (подсказывает): Киринеянина.
Кирилл: Точно! Чтобы люди не простаивали.
Илларион (еле слышно): А зачем?
Кирилл (в тон ему): Пусть будет. (Чаплину, громко) Давай, отец Всеволод. С Богом.
Поворачивается к Иллариону, берет из его рук папку и жадно листает.
(азартно) Так вот ты какой, склон хребта Псехако… А это что?
Илларион понимается на цыпочки, чтобы заглянуть патриарху за плечо.
Илларион: Турко́мплекс. «Лаура-Газпром». Президентский люкс обещали. Если, конечно, самого в это время не будет…
Кирилл (перебивает): Понятно… (мечтательно) Шикарный склон… Для тех, кто понимает.
Илларион за его спиной загадочно улыбается и кивает.
Занавес.
Сцена третья
Комната «Кирилла». Обстановка напоминает недорогую провинциальную гостиницу. Только нет окон. На письменном столе в углу стопка богослужебных книг. Две двери: одна (застеклённая большим зеркалом) – входная, другая ведет в совмещенный санузел с душевой кабиной. «Кирилл» в синем спортивном костюме и тапочках сидит на краю застеленной покрывалом постели.
Открывается дверь. На пороге появляется плечистый охранник – тот, с которым шушукался патриарх после своего выступления в Храме Христа Спасителя. В руках охранника поднос с едой, характерной для старых советских столовых: рассольник, винегрет, гречневая каша с тефтелями, компот.
Охранник (бесцветно): Обед.
«Кирилл» (оживлённо): О! Красивый! (заискивающе тараторит) Мне б плиточного краюху. Заварить. Душа требует. А? Швейцары давали. Говорят: дорогой.
Охранник (небрежно): Пу́эр что ли?
«Кирилл»: Во-во!
Охранник (холодно): Не положено. Зубы чернеют.
Оставив поднос на журнальном столике, уходит.
«Кирилл» (вдогонку): Так я ж чищу! Как Мойдодыр…
Слышен звук запираемого засова. «Кирилл» тихо про себя матерится, обиженно плюхается на кровать и отворачивается к стене.
В этот момент из санузла раздаётся характерный звук сливного бачка. Потом вода шумит в раковине – кто-то моет руки. «Кирилл» поворачивает голову в сторону двери и рефлекторно поджимает под себя ноги. Дверь открывается. В комнату, как ни в чем ни бывало, входит улыбчивый парень в лагерной робе. На вид – не больше тридцати. Несколько секунд он и «Кирилл» молча смотрят друг на друга.