Епископ: Я должен передать это твои братьям? Чтобы искупить свой грех?
Элиза с легкой улыбкой пожимает плечом и возводит глаза к небу. Епископ берет у нее рубахи.
Епископ: Понимаю… А… а король? А его искупление?
Элиза очень медленно качает головой, глядя прямо в глаза епископу. Епископ, сглотнув ком в горле, кивает и выходит с рубахами. Элиза остается одна. Она сидит, гордо подняв голову и кусая губы, а мыши все еще таскают к ее ногам стебельки крапивы…
Воздушный шар
Действующие лица:
Актер Нерон
Поэт Нерон
Политик Нерон
Летят актер, поэт и политик на воздушном шаре.
Поэт (замирая от восторга): О, какое величие открывается моему взору! Сколь тучные поля! Сколь густые леса!.. Сколь велика ойкумена!
Актер:… И вся она покорилась моему гению. Скоро мне будет рукоплескать Ахайя, а там и Александрия, а там и… А хорошо ли я смотрюсь на фоне этого зеленого простора?
Поэт: Чудо кaк хорошо, Нерон, Божественный!
Актер (демонстративно заботливо): Нерон, душечка, не застуди горлышко. Не сорви голосочек.
Поэт: Ты тоже, Божественный. Твоя декламация моих стихов заставляет трепетать тысячи сердец (укутывает Нерона своим шарфом).
Актер (капризно): А вот Петроний бранил твою последнюю поэму.
Поэт: Завистник. Бесталанщина.
Политик (с параноидальным блеском в глазах): Бунтарь. Опасный тип. К тому же богат, сволочь. Пошлю яд.
Актер: Слишком его все любят. Обнаглел в конец. Мою славу стяжает, хитрец. Никакого бескорыстия. То ли дело Тигеллин… Всегда-то он поддержит.
Поэт (со вздохом): Ну, конечно, он не Арбитр Изящного…
Актер: Зато кaк хвалить умеет!
Политик: Глуп, нo исполнителен. Труслив, правда. Предаст еще… Подожду месячишко и тоже яду пошлю.
Актер (хныча): Как ты смеешь, ничтожный, лишать меня моего единственного друга! Единственного, кто понимает меня, мой дар! Кто не допускает даже сомнения… А ты ради своих мелких амбиций… Коварство! Предательство!
Политик (мрачно): Для тебя же стараюсь. Все для тебя, Божественный.
Актер: Кровожадный! Беспощадный! Изверг! Злодей! Убийца! Хуже — отцеубийца! Матереубийца! Дядеубийца! Тетеубийца! Учителеубийца! (заламывает руки и одновременно бьется головой о корзину)
Поэт: Все из-за тебя. Сорвет голос. Кто будет тогда декламировать мои стихи?
Актер (по-бабьи причитая): Где мой Сенека? Где моя матушка?
Политик: Хорошо, Божественный, я потерплю.
Поэт: О, какой сюжет, какие страсти! Сколь велика и прекрасна твоя скорбь!
Актер собирает со дна корзины прах и посыпает голову.
Но утешься. Не надрывай сердце. Не превращайся в скорбную Ниобею. Ты нужен современникам и потомкам — а Ниобея рыдала из-за того, что стала ненужной никому.
Актер (вставая и отряхиваясь с помощью политика и поэта): Хорошо сказано. Напиши пьесу про Ниобею. Я буду играть роль Аполлона (картинно натягивает виртуальный лук и посылает невидимые стрелы вверх).
Поэт (трепеща от восторга): О, какая пища для творчества! Нерон, ты — моя муза! Ты вдохновляешь меня ежеминутно, Божественный! (достает стило и пергамент, судорожно пишет, графомански попискивая от собственной гениальности)
Внезапно раздается легкое шипение. Корзина дергается и начинает стремительно снижаться.
Актер (еще не выйдя из образа, высокопарно): Что это, друг? Моя стрела пронзила шар сей? Поэт: О, сила искусства! О, какой образ!
Политик: Мы падаем.
Актер: Я падаю! Ах! (падает на дно корзины)
Поэт (завороженно): Какая гибель нас ждет! Стрела Аполлона… О сребролукий!..
Политик: Надо выбрасывать балласт. Быстро.
Поэт (рассеянно): Балласт? Что это? Зачем? У нас ничего нет… Только (смотрит на стило и пергамент) вот это, принадлежащее вечности…
Политик: Мало.
Поэт: То есть кaк это — мало? Мое произведение перевесит пуды Овидия!
Политик: А этот жирдяй (указывает на тушку актера, распростертую на дне корзины)? Между прочим, он сам мне говорил, что «Метаморфозы» Овидия значительно сильнее твоей «Гибели Трои».