Алина. Нет, он стыдился того, что не участвует в военных действиях.
Мирей. А мог он отправиться на фронт… если бы хотел?
Алина. Твой дядя мне часто говорил, что в этом случае его пришлось бы отослать в тыл в течение двадцати четырех часов.
Мирей (задумчиво). Да, верно, конечно… Однако такое самоуничижение в мужчине…
Алина. Но ведь оно искреннее.
Мирей. Не думала я, что ты такого хорошего мнения о нем. (Уклончивый жест Алины.) Так тетя Марта действительно не намекала на возможность?..
Алина. Она только посвятила меня в тайну Андре.
Мирей (вздрагивает). Но почему она тебе сказала об этом?
Алина. Мне кажется, это было сказано без определенной цели; должно быть, просто потребность излить душу.
Мирей. И потом, не могла же она всерьез думать… Ведь правда?
Алина. Да. (Мирей с беспокойством наблюдает за ней.) Да, разумеется.
Мирей (резко). Как это ужасно!
Алина. О чем ты?
Мирей. Что я не могу знать твоих мыслей.
Алина. Но если я так плохо владею собой…
Мирей (с горечью). О, все еще достаточно!
Алина. Ну подумай, какие у меня могут быть потаенные мысли? Ты меня спрашиваешь, могла ли моя золовка вынашивать идею насчет… (Мирей болезненно вздрагивает.) Отвечаю тебе: вряд ли.
Мирей. Но ты-то, ты сама!..
Алина. Дорогая, к чему ты клонишь? Что это? Зондирование почвы?
Мирей (яростно). Ты что же, и впрямь воображаешь, будто я могу пойти на подобное самоубийство?! Самоубийство! Я настаиваю на этом слове! И это не вселяет в тебя ужас? Ты хладнокровно допускаешь, что я могу выйти за этого полумертвеца… к которому не испытываю ничего, кроме смутной жалости и еще, быть может, презрения?!
Алина. Ну, это уже твой домысел.
Мирей. Как — домысел?
Алина. Речь не шла о моем согласии или неодобрении; ты ведь не спрашивала моего мнения. К тому же совершенно очевидно, что я ни за что на свете не хотела бы каким-то образом повлиять на тебя.
Мирей (глухо). Еще бы…
Алина. Самое большее, что я могла бы сделать, это помочь тебе разобраться в собственной душе.
Мирей (так же). Благодарю.
Алина. Возможно, ты отчасти ошибаешься относительно своих чувств, говоря, что питаешь к Андре лишь…
Мирей. Иными словами, ты хочешь доказать мне, что знаешь меня лучше, чем я сама?..
Алина. Очень может быть.
Мирей (страстно). Ах, будь живы мои родители — они бы не позволили, они бы защитили меня от меня самой!
Алина. От тебя самой? Так значит…
Мирей. Они бы позаботились о моем счастье!
Алина (с болью). Мирей!
Мирей. Прости, но ты… в твоих глазах счастье — это что-то малосущественное. О, я убеждена, что уже никогда не смогу ощутить его вкуса. Но если потом окажется, что я заблуждалась… если потом… Пойми ты это! (Молчание.)
Алина. Ясно одно: раз этот брак (болезненный жест Мирей) кажется тебе самоубийством — значит, вопрос о нем отпадает раз и навсегда.
Мирей (растерянно). Кто может знать?
Алина. Когда я заметила, что ты, пусть на миг, задумалась о счастье — я сказала себе: да, наверное, вот она, истина.
Мирей. Ты все прикидываешь за других, думаешь за них.
Алина. Мне тогда показалось, что для души, подобной твоей, — души, которую страдание закалило, сделало зрелой…
Мирей. Ты это называешь «зрелой»?
Алина. …«счастье» могло бы быть лишь другим обозначением чего-то иного… скажем, самопожертвования. (Молчание.) Но, возможно, я ошиблась. (Вполголоса.) Ты молода…
Мирей. Я и сама подчас ощущаю что-то похожее… Но только мне хотелось бы быть уверенной, что это не просто… не знаю, как сказать… не просто порыв.