Т а т ь я н а. Я и говорю — от безделья. То в Рембрандты лезешь, то в богоборцы. Мечешься, мечешься… В кого ты таков?..
Ю р а. Наверно, в себя самого.
Т а т ь я н а. Скоро?..
Ю р а. Что скоро?
Т а т ь я н а. Я говорю, скоро болтать перестанешь?
Ю р а. Тебе все это кажется болтовней? А я в тупике, мать. Я в безвыходном тупике. Не выйдет из меня юриста. Хотел быть и адвокатом. А меня самого защищать надо.
Т а т ь я н а. Дерганный ты какой-то. Я в твои годы такой не была.
Ю р а. Ну, мать, мне с тобой не тягаться. Ты у нас запрограммирована на счастье. Потому и живешь с нарастанием. А я вниз качусь… где остановлюсь — не знаю.
Т а т ь я н а. А кто бахвалился когда-то: дескать к тридцати годам стану министром.
Ю р а. И в министры меня не тянет. Я бродяжить решил…
Т а т ь я н а. Что ж, Горький в молодости тоже бродяжил.
Ю р а. Ничего себе завернула!
Т а т ь я н а. Иначе я не умею. Как говорится: «Украсть, так миллион, жениться, так на царевне!» Рискни, сын, докажи миру, что ты не кисляй.
Ю р а. Не того я полета, мать. Главное, призвания в себе не вижу. Может, таланта во мне нет никакого… А?
Т а т ь я н а. Давай талант оставим в покое. А институт ты кончишь, хоть тресни.
Ю р а. Ладно, мать. Как скажешь, так будет.
Т а т ь я н а (нежно). Устал?
Юра. Я бы не прочь храпануть часок.
Т а т ь я н а. Ну поспи, сыночка, поспи.
Юра. Как ты сказала это волшебно! Обычное слово музыкой вдруг зазвучало.
Т а т ь я н а. Какое же оно обычное? Оно необычное, Юра. Каждый сын для матери необычен. Ее сын-то, единственный. Ну, спи, родной. Спи, мой воробушек.
Ю р а (порывисто). Дай руку, мама. Дай мне твою руку. (Взяв ее руку, нежно целует.)
Т а т ь я н а. Маленький… Ты все еще маленький у меня. (Прижала голову сына к груди.) Тебе бы, действительно, колыбельную сейчас спеть, а я вот не умею.
Ю р а. Это ничего, мам. Это ничего. Ты все равно у меня самая лучшая. Спокойной ночи.
Т а т ь я н а. До ночи еще далеко. Мне на работу сбегать надо.
Ю р а. Так беги. Беги, не задерживайся.
Т а т ь я н а, внимательно поглядев на него, уходит. Юра лежит на диване, улыбается, вспоминая ласку и нежность матери. Увидев висящее на стене ружье, вскакивает и снимает его. Заглянув в казенник, подмигнул коту.
Ну вот, Васька, эта вещица мне в дорогу сгодится. Даже патрон один цел. (Заглядывает в ствол от мушки.) Давненько не чищено…
С грохотом врывается Т а т ь я н а. Подбежав к сыну, выхватила ружье.
Т а т ь я н а (словно безумная). Ты чо?.. Ты чо?..
Ю р а. Ничего. Ружье проверяю. Славное ружьецо, правда?
Т а т ь я н а (медленно отходя). Правда. Ружьецо славное. (Залепила сыну пощечину.)
Ю р а (стукнувшись головой о стену). Ох и рученька у тебя, мать! Больше не бей. Ладно?
Т а т ь я н а. Ладно. (Дает еще одну оплеуху.)
Ю р а. Мать, имей совесть!
Т а т ь я н а. А у тебя совесть есть?
Ю р а. Полагаю, что есть.
Т а т ь я н а. Нет у тебя совести. Ни капельки!
Ю р а (улыбаясь). Ну капелька-то найдется, наверно…
Т а т ь я н а. Разве что капелька. И та мутная. Стреляй уж в меня, сын. Стреляй, мне в тыщу раз легче будет.
Ю р а. В тебя? С какой стати? Я вообще ни в кого стрелять не собирался.
Т а т ь я н а. А снял зачем?
Ю р а. Посмотреть. Что, разве нельзя?
Т а т ь я н а. Подлец ты, вот что. Не думала я, что такого подлеца воспитала.
Ю р а. Подлец, мать. Это точно. Прости, больше не буду.
Т а т ь я н а. Обещаешь?
Ю р а. Обещаю… подлецом никогда не буду.
Т а т ь я н а. Поклянись жизнью моей. Но учти, если сделаешь это, — учти… следующий патрон будет мой.
Ю р а. Так вон ты о чем, мать! Не-ет, нет, этого не случится. Жизнью твоей клянусь, мама. С собой я не покончу. Буду жить, что бы там ни было… Как говорят нынче… строить буду… жизнь свою.
Т а т ь я н а (успокаиваясь). Как же ты меня напугал!
Ю р а. Не такой уж я мозгляк, мам. Что тебе вдруг взбрело в голову?.. Ну прости, мать, прости. Теперь я завалюсь спать. А рано утром уйду. Как Горький. Или как хиппи. Считай кем хочешь. Мне все равно.
Т а т ь я н а. Ну ложись, спи. Утро вечера мудренее. А ружье я унесу. Ни к чему нам ружье. (Уходит.)
Затемнение.
В дом с песней входит И г о ш е в. Он в двухдневной щетине, слегка пьян.