Т а т ь я н а. Кораблик! Уплыть бы на нем куда-нибудь!
И г о ш е в. Телефон-то, послушай!
Т а т ь я н а. А ну его, к лешему! С мужем не дадут повидаться! Значит, вспоминал меня все же? И я о тебе… думала.
П е т р. А Юре брелок на машину. Как раз шоферский брелок. Валентин воротит ему машину. Инвалиду машина ни к чему. Маяты много.
Т а т ь я н а. Ждала я тебя, Петя. (Тихо.) Ох, как долго ждала! (Как бы вслушивается в себя.)
Телефон неумолчно звонит.
П е т р. Так вот, Таня. Край, он везде, ежели в крайности кинешься. А я — нет, не кинусь. Я ко всему привыкший. Одной кручиной больше, одной меньше — какая мне разница?
Т а т ь я н а. Брелок-то напрасно купил. Нет машины. И Валентина нет больше.
П е т р. Это хорошо, Тань, это хорошо.
И г о ш е в (кашлянув, покрутил пальцем у виска). Шарики за ролики…
Т а т ь я н а. Мы больше двадцати лет с тобой… А, Петя? И я все жду, жду, жду… Не переждала ли?
Опять напоминает о себе телефон.
И г о ш е в (суетливо и, пожалуй, радостно схватившись за трубку). На проводе… Что?.. Да как я скажу-то? Тут важные вопросы решаются. Жизненные, сушь-ка, вопросы. (Повесил трубку.)
Т а т ь я н а. Любовь-то в тебе, кажись, истлела… И я от ожиданий устала.
П е т р. Ну ладно, повидались маленько. К братцу пойду.
Т а т ь я н а. Давай-ка уж договорим. Минутку всего повидались-то.
П е т р. Я этой минуты как чуда ждал. Я ради нее перепел тыщи песен.
Т а т ь я н а. А про меня песни были?
П е т р. Повидались, теперь жить можно. Будем жить, Таня. Будем жить. Только вот как жить-то?
И г о ш е в. Там накопители поломались. Из-за них вся линия стала.
Т а т ь я н а (мужу). Ты ровно глухарь со мной. Слушать совсем разучился.
И г о ш е в. Придуривается. Он всегда был чуто́к с придурью. Что им насчет накопителей-то сказать? Паникуют твои мастера. Чуть чего — караул кричат.
Т а т ь я н а. Скажи, что я сама сейчас закричу. Закричу — кто услышит?
И г о ш е в. Еще говорят, что за ночь три десятка свиней пало. Мороз-то давит! А свинья — тварь нежная. Ей тепло подавай.
Т а т ь я н а. Свинья, конечно, в тепле нуждается. А человек? Человек?..
И г о ш е в. Ну, Таня, щас не время об этом. Падеж ведь!
Т а т ь я н а (взрываясь). Что я их, за пазуху спрячу? Там тысяча голов.
П е т р. А вот последняя моя песня. «Лебедушка» называется… (Поет.)
И г о ш е в. Поем тут, а на комплексе худо…
П е т р (продолжая петь).
Т а т ь я н а. Слова-то какие! Есенинские… (Заслушалась, но жизнь диктует свое.) Бежать мне надо, Петенька. Айда, Сергей Саввич! Свиньи, они в тепле нуждаются. (Уходит вместе с Игошевым.)
П е т р (не замечая их ухода, поет).
(Заметил распахнутые двери.) Ушла лебедушка-то! С другим лебедем улетела! (Пауза.) Пойду и я… Когда-то все равно уходить надо…
Потягиваясь, входит Ю р а.
Ю р а (ошеломленно молчит. Затем со скрытым волнением). С возвращением, сэр… Отец!..
П е т р. Сыно-ок…
Ю р а. Мы будто сговорились с тобой… В один день прибыли.
П е т р. Глухой я, Юра. После взрыва оглох.
Ю р а. Может, и к лучшему, папа. Глухие, чего не хотят слышать, не слышат.
П е т р. Ты пиши мне, сынок. Вон хоть на газете пиши. Ежели есть что сказать. Тане вот нечего сказать… убежала.
Ю р а. И я ухожу, отец. Я тоже утром ухожу. Если хочешь, пойдем вместе.
П е т р. Песню-то слышал мою? Она и не дослушала даже. Видно, и петь я разучился. Разучился, а все пою. Душа-то прежним живет. Просит душа.
Ю р а. Бетховен тоже глухой был. А сочинял.
П е т р. Что ты сказал, сынок? Верно, важное что-то сказал? Напиши на газете.
Ю р а. Я про Бетховена. Глухой он был. (Пишет.) «Аппассионата», помнишь?
П е т р (читая). Ну, я не Бетховен. (Смеется.) Гляди-ка: написал-то на заметке, в которой сказано, как ворона ворону спасла. ТАСС сообщает.