Фру Рийс. Ну, уж здесь-то все — искренность.
Рийс. Безусловно. Здесь все искренне. Но если священник станет проповедовать не то, что требуют писание и церковная присяга, а начнет делиться с нами своими сомнениями (ибо у кого нет сомнений?) — хорошенькая была бы история, а? А такой священник ведь был бы весьма искренним! А мы сами — начни каждый из нас изливать ближнему все свои сомнения? Весь мир превратился бы в сплошной бедлам, так что ни минуты покоя бы не было. Нет, надо жить, как это заведено и положено, ну там в большей или меньшей степени. Вся задача состоит в том, чтобы все шло своим путем. И если только захочешь, чтобы все было в порядке, то все и будет в порядке.
Карен. Но ведь…
Рийс. Да, ты больна. Но разве же я не прав? Взять хотя бы нас самих!
Фру Рийс. Милый Рийс, мы ведь воистину не лицемерим друг перед другом!
Рийс. Это мы-то? Да если б я говорил тебе правду, голубушка, полную, неограниченную правду — мы бы дня вместе не прожили…
Фру Рийс. Что ты, Рийс!
Карен (одновременно). Что ты, папа…
Рийс.…мирно не прожили бы, я имею в виду. И — vice versa.[14] И не потому, что ты или я хуже, чем остальные люди. Может быть, мы даже лучше большинства людей, если говорить одну правду, то все разлетится вдребезги — семья, общество, государство, церковь все вдребезги! Да мы и сами опустимся до животных, потому что вот тогда-то заговорит в нас низменное начало!
Карен. Да выслушай же меня, я совсем о другом думала.
Фру Рийс. Мы совсем о другом думали.
Рийс. Да, все вы думаете о другом, когда вам ясно покажут, что за штука — правда; это я хорошо знаю! Но теперь-то, может быть, вы поняли, что скрывается за всеми этими завлекающими фразами? Жизнь настолько далека от правды, что все существование человека основано на молчаливом соглашении не высказывать полной истины. Быть более правдивым, чем принято, то же самое, что устроить скандал, сделать неприличность, сказать глупость. Это просто опасно.
Карен. Так дай же мне ответ…
Рийс. Постой! Искусство, великое искусство жизни заключается как раз в том, чтобы балансировать, маневрировать — м-да, «маневрировать» — это слово получило дурной привкус, посему скажем лучше балансировать!
Фру Рийс. Рийс!
Рийс. Господи боже, уж я-то столько лет имел дело и с выше- и с нижестоящими, я-то знаю, что к чему! Самое главное: не биться лбом в стенку. Конечно, нельзя делать и того, что неправильно: ошибаться — всегда большая глупость, а кроме того, это еще и против закона.
Фру Рийс. И против того учения, которое мы с детства…
Рийс. И против него, конечно, тоже. Самое главное — изящно, порядочно, гуманно выпутаться из всей этой истории. Уфф!
Фредерик. Осмелюсь спросить: в чем смысл всех этих рассуждений? Как их применить на практике?
Рийс. А смысл здесь вот в чем: ты совершил глупость…
(Подходит ближе к сыну.)
Вот уж «истинная» глупость, смею думать!
Фредерик. Отец!
Рийс. Конечно, это было бы целиком в духе правды и истины, если бы ты теперь женился, нисколько не сомневаюсь!
Фредерик. Знаешь, все же…
Рийс. Но только это тоже будет глупостью, потому что тебе некуда будет с нею деться, разве что в облака податься. А там балансировать не легко.
Фру Рийс. Сейчас уже, наверное, пора в церковь, Рийс?
Рийс. Да, пора. Не тем мы тут занялись, чем бы следовало сейчас, ну да нет худа без добра, даже в этом случае. Хоть отвлекся от своих мыслей. Ах, да! Ты, Фредерик, помоги мне надеть пальто, а сам отправляйся в риксдаг, послушай, скоро ли там решение? Мне думается, мои друзья будут в большинстве. Подумай, кстати, добился бы я этого, если бы начинал свою жизнь таким образом, как собираешься начать ты? Поправь-ка мне пальто сзади! Та-ак.
Фру Рийс. Дорогой мой, где же ты? Пойдем!
Рийс. Да, да! Ах, нет даже времени приготовиться как подобает. Прощайте, дети! Господь да пребудет с вами!
(Карен разражается судорожным смехом.)
Рийс. Что такое?
Фру Рийс. Карен!
Фредерик. Так я и знал!
(Обнимает ее.)