С е в е р о в. А у нас получается по-другому. «Они были счастливы и уехали в один день».
Н а т а ш а. Но ведь это не одно и то же, что умерли в один и тот же день. Пройдет время, и мы снова увидимся. И чем больше будет разлук, тем сильнее мне захочется увидеть тебя… пусть даже неожиданно, вдруг.
С е в е р о в. А сейчас тебе, значит, не очень хочется меня видеть? Для этого нужна разлука.
Н а т а ш а. Что ты говоришь?! Как ты можешь так говорить? Я просто хочу, чтобы, уезжая, ты был счастлив и знал, что я переживаю меньше, что я крепкая и стойкая… потому что люблю тебя…
С е в е р о в (после паузы). Наташенька, а если это будет очень долго? Долго-долго мы не увидим друг друга?
Н а т а ш а. Но ведь все равно это же когда-нибудь будет. Ведь не может быть иначе. Просто я хочу, чтобы это было скорее. Это так понятно.
С е в е р о в. Я пойду в комнату, в эту комнату, а ты не будешь знать, что я вернулся. И почему-то я представляю, что тебя в это время не будет дома. Ты просто уйдешь куда-нибудь по делам или в магазин. А я встану за дверью так, чтобы ты меня не сразу увидела. Ты придешь, снимешь пальто, положишь сумку и будешь заниматься каким-нибудь делом, а я буду смотреть на тебя. Смотреть, потому что буду знать: вот сейчас я увижу, как она проводила все дни без меня. А потом я подойду к тебе, и ты посмотришь на меня, как бы не узнавая…
Н а т а ш а. Пашенька… (Засмеялась тихо.) Так все и будет. И чтобы дождаться этого дня, можно пережить все на свете… и вынести все.
С е в е р о в. А потом я тебя возьму на руки, и почему-то здесь я представляю, что ты сразу уснешь у меня на руках. Тихая-тихая, как будто все эти ночи, пока меня не было, ты не спала и только сейчас можешь спокойно заснуть.
Н а т а ш а (неожиданно). А ты не можешь не ехать по своим делам?
С е в е р о в. Нет. Я должен. Я даже не могу себе представить, что бы я делал, если бы не поехал.
Н а т а ш а. Значит, ты сам захотел поехать.
С е в е р о в. Сам.
Н а т а ш а. Значит, это дело тебе дороже меня?
С е в е р о в. Это дело моей жизни, Наташа. И в нем все… и ты… В общем, все.
Н а т а ш а. Если так… Ты очень серьезно мне сейчас ответил… А сколько ты должен быть там, куда ты едешь?
С е в е р о в. В августе — сентябре я приеду.
Н а т а ш а. Ты не уверенно это говоришь.
С е в е р о в. Я так думаю.
Н а т а ш а. Да ты не волнуйся, я могу и еще подождать. Я очень терпеливая.
С е в е р о в. Как огонь полыхает. Такое впечатление, что он куда-то стремится, хочет убежать.
Н а т а ш а. А что ты загадал сегодня, в Новый год? Хотя, наверно, нельзя говорить, а то не сбудется…
С е в е р о в. Можно. Я загадал два желания… хотя два, может, нельзя…
Н а т а ш а. А я только одно — увидеть тебя снова. Видишь, как просто. И даже обыденно как-то…
С е в е р о в. Мое первое желание: чтобы ты была счастлива.
Н а т а ш а. Не надо. Ты так говоришь, как будто прощаешься со мной.
С е в е р о в. Все может быть на свете, Наташенька… Все, и не надо закрывать на это глаза. Даже сейчас…
Н а т а ш а. Прости меня. Но, ты знаешь, я сейчас такая счастливая… мне так хочется, чтобы все на свете было просто и ясно.
С е в е р о в. А второе мое желание… Чтобы войны не было…
Н а т а ш а. Это будет ужасно… Я даже не представляю себе… Хотя, конечно, мы победим. Мы победим! Потому что наша страна — это ведь такие же, как ты и я… Но лучше бы ее не было…
С е в е р о в. Я закрою дверцу печи…
Н а т а ш а. Не надо. Не уходи, Павел. Не уходи… ни на секунду.
Сцена освещается. Северов стремительно направляется к дому.
Комната в старом деревянном доме. Большая старинная, выложенная разноцветным кафелем, печь. Две двери. Одна входная, вторая — в другую комнату. В комнате чисто и уютно. Полутемно. Зажжены только лампочки на небольшой елке в углу. В комнате никого нет. Стук в дверь. Из соседней комнаты быстро выходит женщина, в полутьме ее черты едва различимы. Она открывает дверь. На пороге со свертком в руках С е в е р о в.
Входит С е в е р о в. Осматривает комнату. Садится у печки. Входит О л ь г а.