А н т о н Е в л а м п и е в и ч (стараясь скрыть волнение). Все же очень просто. В ванной торчит совершенно ненужный крюк. Я его сию минуту вырву.
В кабинет входит В а л е р и й, кружит по комнате, затем через столовую туда проходит В и к а. Они словно искали все это время друг друга в квартире, и наконец, встретились.
В и к а. Черномордик!
В а л е р и й (вздрогнул и обернулся). А…
В и к а. Я-то думала, у хоккеистов железные нервы.
В а л е р и й. Будут тут железные! Плохо вчера катались…
В и к а. Слышал, как я тебе кричала?
В а л е р и й. Да разве разберешь? Ребята психовали.
Напряженное молчание.
Значит, пропуск вам передали.
В и к а. А почему на «вы». Или… «мы с вами на брудершафт не пили».
В а л е р и й. Я не пью. У меня режим…
В и к а. Тогда просто без выпивки.
В а л е р и й (смотрит на Вику). Вот так всегда. Сами же напрашиваются…
В и к а. На что?
В а л е р и й. А на то самое… (Подходит к Вике, неожиданно обнимает ее, валит на стол Кадмина.)
В и к а. Валера… Ой… Я же…
В а л е р и й. Тихо ты… Не кричи.
В и к а. А если дедушка?..
В а л е р и й. Я говорю — не кричи…
Громкий звонок в дверь. Валерий поднимается, Вика оправляет платье, все для нее неожиданно, но все равно она как будто ждала этого.
Сама лезешь, а потом девочку играешь…
В и к а. Валерочка, не сердись… Только не сердись. Я обещаю.
Звонок в дверь повторяется. Из ванной в прихожую входит А н т о н Е в л а м п и е в и ч. В руках у него огромные плоскогубцы. Он открывает дверь, и его чуть не сбивает с ног ворвавшийся в квартиру К и р и л л. У него в руках развернутая газета. Кирилл буквально потрясает ею.
К и р и л л. Это невозможно. Это нехорошо…
А н т о н Е в л а м п и е в и ч. Что с вами?..
К и р и л л. Вы… читали эту газету…
А н т о н Е в л а м п и е в и ч. Ну… войдемте хотя бы в столовую. Снимите свою шубу и спокойно все объясните…
Антон Евлампиевич и Кирилл входят в столовую.
К и р и л л. Почему вы до сих пор не позвонили в редакцию?
А н т о н Е в л а м п и е в и ч. А вы считаете, нужно позвонить? Наверно, вы правы. Это все-таки большая любезность, что они так быстро опубликовали неизвестное письмо отца… Кстати, найденное вами.
К и р и л л. Это совершенно неважно, кем оно найдено. Важно другое — почему письмо опубликовано не полностью.
А н т о н Е в л а м п и е в и ч. Надо же их понять, Кирилл. Это все-таки газета.
К и р и л л. Да вы… Да вы… Ведь самое важное заключено в последнем абзаце, который как раз и опущен.
А н т о н Е в л а м п и е в и ч. Постойте, постойте… По-моему, этот абзац касался сугубо личных отношений моего отца с вашей бабушкой.
К и р и л л. Какая разница, моя это бабушка, Инна Васильевна Таратута, или кого-то другого. Боже мой… Загадка, над которой бились столько лет — разрешена. Имя Прекрасной Дамы известно.
А н т о н Е в л а м п и е в и ч. Инна Васильевна Таратута?
К и р и л л. Конечно.
А н т о н Е в л а м п и е в и ч. То есть, вы хотите сказать, что все свои эпохальные письма Евлампий Кадмин писал (кивает на портрет) вот этой самой певице. Она и есть таинственная Прекрасная Дама.
К и р и л л. А для чего же я принес портрет? Зачем я хотел подарить его вашему музею?
А н т о н Е в л а м п и е в и ч. Милый, дорогой Кирилл. …Вы меня поймите правильно. Отношения Кадмина с вашей бабушкой были обыкновенным юношеским увлечением. Очевидно, она была очаровательна, эта Инна Таратута. Но, появившись на заре туманной юности моего отца, она промелькнула и уже никогда более не появлялась в его жизни.
К и р и л л (как важный аргумент). Но она-то боготворила Кадмина всю жизнь. И потом, все сходится. Ее раннее замужество, супруг много старше ее. Евлампий Кадмин оставался всю жизнь верен своей первой и единственной любви. Потому что только юношеская любовь может породить прекрасное произведение искусства.
А н т о н Е в л а м п и е в и ч (не сразу). Иногда мне кажется, Кирилл, что мы никогда не узнаем настоящего имени Прекрасной Дамы. Ее… скорее всего… вообще не было. Был, очевидно, какой-то импульс, а все остальное плод воображения, как раньше говорили. Незадачливый человек, заурядный репортер, он гениально придумал свою Прекрасную Даму.