А н т о н Е в л а м п и е в и ч. Зина, посмотри, кто навестил нас.
Зинаида Ивановна видит Кирилла.
Не узнаешь?
З и н а и д а И в а н о в н а. Почему же… Тот самый… В тулупе Кирилл. Кирюшечка. Теперь-то не убежите? Антон Евлампиевич тогда все вокзалы обошел. Простудился, месяц целый грипповал.
К и р и л л. Зачем же вы искали меня, Антон Евлампиевич?
А н т о н Е в л а м п и е в и ч. Да все за тем же, все за тем же…
З и н а и д а И в а н о в н а. Вот и славно… (Заметно волнуясь.) Вы только меня выслушайте, Антон Евлампиевич, и не противьтесь. Вот и Кирилл вернулся.
А н т о н Е в л а м п и е в и ч. О чем вы?
З и н а и д а И в а н о в н а. Я уже угощенье все сотворила. Решила сегодня и сказать.
А н т о н Е в л а м п и е в и ч. Зинаида Ивановна, я никогда не понимаю, о чем вы говорите.
З и н а и д а И в а н о в н а. И чтобы все, все собрались сегодня, как раньше, за общим столом. Меня, может, не послушают, а вас…
А н т о н Е в л а м п и е в и ч. Ну! Что меня?
З и н а и д а И в а н о в н а. Да семьдесят лет мне сегодня стукнуло! (Засмеялась, застеснялась, даже попыталась закрыться фартуком.)
К и р и л л. Мои поздравления, Зинаида Ивановна!
А н т о н Е в л а м п и е в и ч. Мне нет прощения!
З и н а и д а И в а н о в н а. Что ты, Антоша. Да я сама только на прошлой неделе вспомнила. И ты оставайся, Кирюшечка.
А н т о н Е в л а м п и е в и ч (долго целует руки Зинаиде Ивановне). Это же юбилей! Мы такой пир закатим! Кирилл, не думайте ни о чем. Все прелестно. Зине семьдесят! Все замечательно! Что же я стою здесь! Именно сегодня мой клей должен достигнуть подлинной кондиции. Кирилл Сергеевич, вы обратили внимание — вместо одной ножки ящик. Стол расшатался. Но недавно я прочитал в «Строительной газете» замечательный рецепт клея. Клеит все — дерево или железо. Сейчас с его помощью я водворю ножку на ее законное место. Сегодня все должно быть на месте! (Почти убегает из кабинета.)
З и н а и д а И в а н о в н а. А ты, Кирилл, в столовую проходи. Отдохни.
Идут в столовую.
Вот газетки, журнальчики почитай.
Кирилл с жадностью набрасывается на журналы.
(Улыбнулась.) Странные вы все… Феденька вот в музыку в свою уткнется, ему хоть весь мир сгори, Валерка в хоккей, Антоша в газеты, Марина в словари, и ты, смотрю, тоже…
К и р и л л (быстро листает журнал). Откуда они у вас?
З и н а и д а И в а н о в н а. Марина Дмитриевна со всего света навезла.
К и р и л л. Путешествует?
З и н а и д а И в а н о в н а. Должность у нее такая. Все Нью-Йорк, да Женева, да Париж. Люди-то сдуру завидуют, а я смотрю, как она мается. Приезжает худющая, маетная… Ей еще на этих коктейлях пить приходится. По работе нужно, что поделаешь… Ну я… (Видя, что Кирилл не слышит ее, углубившись в чтение, уходит на кухню.)
К и р и л л (перечитывает одну и ту же французскую фразу, потом откладывает журнал). Забыл… почти все забыл. Какая ерундистика… Ай-ай… ай… (Ударил со злости себя по колену, встал, подошел к портрету своей бабушки и долго смотрел на него.)
В комнату входит В и к а с тетрадкой в руке. Из стильной девочки с улицы Горького Вика превратилась в довольно замкнутую, редко улыбающуюся женщину в очках. Аккуратно, но неярко одевается нынче Вика: только модные очки. Пауза. Кирилл и Вика смотрят друг на друга, узнавая.
В и к а. Снова тута Таратута?
К и р и л л (засмеялся). А меня никто с той поры в рифму не называл.
В и к а. Трудно с юмором в Торжке?
К и р и л л. Под Торжком.
В и к а. Сослали из Торжка?
К и р и л л. На сорок пять километров. Совхоз «Красногвардейский». Рядом могила Анны Керн.
В и к а. Что за сенсацию вы привезли на этот раз?
К и р и л л. Может, сначала поздороваемся?
В и к а. На «вы» или на «ты»?
К и р и л л. А как… правильнее?
В и к а. На «вы»…
К и р и л л. Значит, здравствуйте… те… Вика.
В и к а. Бонжур, мсье Таратута, французский забросили?
К и р и л л (смутился). Почти.
В и к а. Дед очень переживал за вас. Считал, что вам нанесено смертельное оскорбление.
К и р и л л. А вы как считаете?
В и к а. Сейчас я, честно говоря, уже смутно помню ту историю. (Кладет тетрадку на стол.) Думала, хоть в столовой пусто, позанимаюсь. А в своей комнате заниматься невозможно — там муж переживает.