Антон Евлампиевич и Стружкин насторожились. Федор вынул наушники.
Валентин Валентинович, я прошу вас запомнить: если в музее Кадмина вы пока директор, то для его семьи вы просто сосед.
С т р у ж к и н. Мне казалось, что я могу рассчитывать на большее.
М а р и н а. И еще… Соседом вы можете оставаться долго. Но что касается директорства…
С т р у ж к и н. Вы меня пугаете, Марина Дмитриевна?
М а р и н а. Просто с женой академика Кузнецова я каждую субботу играю в теннис. На закрытом корте.
А н т о н Е в л а м п и е в и ч. Друзья мои, что вы, право, в такой день…
Звонок в прихожей. Зинаида Ивановна открывает дверь. На пороге К и р и л л Т а р а т у т а с большим букетом цветов.
К и р и л л. Разрешите, многоуважаемая Зинаида Ивановна, в день вашего славного праздника, с самыми искренними словами уважения и душевной благодарности..
З и н а и д а И в а н о в н а. Да что ж ты на живую сирень-то разоряешься. Она небось дороже телятины…
К и р и л л. Что вы! Она расцвела на Цветном бульваре…
С т р у ж к и н. В руках закавказских товарищей.
З и н а и д а И в а н о в н а. Кирюшечка, ты же, наверно, тоже голодный, пойдем, я тебе перекусить дам… (Уходит в кухню.)
Ф е д о р. Почему я не слышу знакомого приказа — переодеваться!
М а р и н а. Мне казалось, что ты хотел поговорить ее мной.
Ф е д о р (не сразу). Меня вчера назвали «мсье Тесемкин». Я думаю, что за глаза меня так называют и на работе.
М а р и н а (сухо). Ну и что?
Ф е д о р. Они совершенно точно определили мое социальное положение. И семейное тоже…
М а р и н а. А кто виноват?
Ф е д о р. Только не ты… Ты старалась сделать меня кем-то другим. Может быть, даже самой собой. Но я действительно только Кадмин, а Тесемкиным я стать не могу. И не хочу.
М а р и н а. Что ты привязался к моей фамилии?
Ф е д о р. Иногда у меня такое впечатление, что мы поменялись ролями. Не только фамилиями. У меня прекрасный гардероб заграничных одеяний. Коллекция галстуков. И на службе я просто законодатель и знаток современной моды. Но иногда так хочется снять все эти произведения искусства… Как ярмо.
М а р и н а. И все-таки ты внук Кадмина.
Ф е д о р. Видимо, я только испортил породу.
М а р и н а (не сразу, задумчиво). Твой дед… всю жизнь писал письма Прекрасной Даме… А ты знаешь, почему я сделала такую стремительную карьеру?
Ф е д о р. Ты умная женщина.
М а р и н а. Лучше бы ты сказал — любимая женщина. (Неожиданно.) Да, да, да… Когда я первый раз выступила в Комитете по правам человека. Это было о положении в Биафре… я чувствовала какой-то особый подъем. Не только потому, что это было ответственное выступление. Когда я защищала права обездоленных, я думала вот об этом доме… О нашем доме. Гнев к несправедливости. Сострадание к малым мира сего, оно, видимо, заложено в самой сути русского человека. Сам униженный может в сто раз больше, во всех прошедших поколениях, он-то уж может понять, как это тяжко. Вот ты не знаешь, что я до сих пор перечитываю письма Кадмина там… за океаном. Реву по ночам, а утром выступаю… По вопросу дискриминации прав человека в Родезии, в Ольстере… Теперь в Чили…
Ф е д о р. Вот никогда не думал, что дедовские письма дойдут до ООНовской трибуны.
М а р и н а (садится на ручку кресла, обнимает Федора). Ты знаешь, кем бы я хотела быть?
Ф е д о р (не сразу). Любимой женщиной.
М а р и н а. И это тоже… Но я хотела бы стать не только любимой. Я бы хотела быть Прекрасной Дамой.
Ф е д о р. И что же для этого не хватает?
М а р и н а. Пока я стала только прекрасно одетой дамой. Ты думай… думай… и смотри на эти фотографии. Но думай обо мне… Если сможешь…
Ф е д о р (не сразу). А я не знал, что так приятно объясняться в любви с собственной женой… (С улыбкой.) Значит, тот самый английский темно-бежевый костюм. И французский галстук из набора. Да, одним талантом я обладаю — умением носить вещи… (Уходит.)
Марина продолжает накрывать на стол. В столовую входит В и к а.
М а р и н а. У тебя неприятности?
В и к а. Со мной неприятности не случаются. (Пауза.) Зато они просто обрушились на моего мужа. Раньше у него были неприятности с тренерами, потом с партнерами, потом с судьями. Теперь со всеми вместе. (Ждет ответа матери, но та молчит.) А человек, у которого сплошные неприятности, сам становится неприятностью.