Входит Г е о р г и е в а.
Г е о р г и е в а. Да ты, Валентин Николаевич, никак на память заучиваешь мою биографию?
А н у ф р и е в. Мы тут про ваши обязательства…
Г е о р г и е в а. Я про свои обязательства сама доложу. (Родимцеву.) Правильно, Иван Николаевич?
Р о д и м ц е в. Беспокойная вы у нас, Александра Кузьминична.
Г е о р г и е в а (улыбаясь). Пока силенки есть, я дремать никому не позволю. Такой уж у меня характер.
Входят Б у р е н к о в и Х о д о к о в.
Б у р е н к о в (Ходокову). Нет, ты не увертывайся. Ты у нас директор и ответь мне: правильно я ставлю вопрос?
Х о д о к о в. За повестку дня отвечает секретарь парткома.
Б у р е н к о в. И секретарь парткома сейчас завиляет хвостом. Потому как у него тоже рыльце в пуху.
Г е о р г и е в а. Ты, Ефим, с порога не налетай на секретаря.
Б у р е н к о в. Здорово, именинница! Опять мужикам нос утерла? На белом коне, как всегда, обскакала.
Г е о р г и е в а. Мужик ныне не шибко сноровист. Его не то чтобы на коне, на черепахе обставить можно.
Все смеются.
Входят А л т а й с к и й и Э л е к т р о н и к.
Дунаева, заметив Электроника, отводит ее в сторону, что-то шепчет. Та быстро уходит.
А н у ф р и е в (Буренкову). С чего это у меня, Ефим Алексеевич, нос-то в пуху?
Б у р е н к о в. А с того! Я уже в который раз прошу вставить в повестку дня мой вопрос.
Х о д о к о в. Ефим Алексеевич настаивает включить в повестку дня вопрос о материальной распущенности.
Б у р е н к о в. Я ставлю вопрос иначе. (Вынимает из кармана бумажку, читает.) «Непозволительно заниженная воспитательная роль трудового рубля в некоторых семьях нашего завода».
Г е о р г и е в а. Может, формулировка пока и не очень-то причесана. Но метишь ты, Ефим, в саму что ни есть точку.
Р о д и м ц е в. На парткоме людей раз, два — обчелся. Давайте лучше проведем цеховые профсоюзные собрания.
Б у р е н к о в (Ануфриеву). Учись, секретарь. У профсоюзного лидера нюх получше твоего.
Входит П а в л и н а.
П а в л и н а (робко). Здравствуйте…
Г е о р г и е в а. А вот и моя бывшая воспитанница. (Ходокову.) Вишь как оперилась. На соцсоревнование меня вызывает.
П а в л и н а (застенчиво). Ой, теть Саш, вызывать-то вызываю, а у самой коленки дрожат.
Б у р е н к о в. Ты молодая, резвая — обскачешь.
Входит Л о з о в а я.
Как там наш курортник, Маша?
Л о з о в а я. Я на одних телеграммах в трубу вылечу.
Р о д и м ц е в. Что так?
Л о з о в а я. Он мне почти каждый день один и тот же текст: «Осточертело! Вылетаю». А я ему срочную: «Крепись, Тереша! Люблю, целую».
Все смеются.
Возвращается Э л е к т р о н и к, что-то шепчет Дунаевой на ухо.
Б у р е н к о в (Ануфриеву). Кого ждем?
А н у ф р и е в. Главного конструктора.
Х о д о к о в (подойдя к селектору). Валя, где Алексей Ноевич?
Г о л о с. Заперся у себя в кабинете.
Х о д о к о в. Он в кабинете один?
Г о л о с. Один. Он все эти дни косит.
Х о д о к о в. Где косит, что косит?
Г о л о с. У себя в кабинете…
Все давятся от смеха.
Х о д о к о в (улыбаясь). Валя, передайте Алексею Ноевичу, что мы ждем его в парткоме.
Г о л о с. Ой, он, наверно, забыл.
Б у р е н к о в. Вот до чего доводит нас шефство. Главный конструктор в кабинете сено косит. Директор того и гляди начнет свеклу пропалывать или картошку копать.
Входит К р а с н о в с к и й, в руках у него коса. Все с интересом уставились на него.
К р а с н о в с к и й. Извините. Я, кажется, довел это древнейшее орудие труда до уровня НТР. Во-первых, ее, как складной нож, можно носить в небольшом чехле. Во-вторых, сей держак может укорачиваться и удлиняться, как ручка японского зонтика. И, наконец, в-третьих, в зависимости от места работы: овраг, лесная поляна, обочина дороги — лезвие может полуавтоматически менять угол среза. (Показывает.)
Смех, одобрительные возгласы, аплодисменты.