Иоанн, взяв веники, внимательно разглядывает их. Отроки смотрят на него, как могут смотреть нечестивцы на божьего избранника.
И о а н н (Александру). И впрямь подлог…
А л е к с а н д р. Да, Ваня, подлог… Я сделал это с умыслом. Тебе больно, обидно? У тебя трясутся губы. Ты ненавидишь меня, ненавидишь… Проснись, Ваня! Орудие мести в твоих руках. Отплати мне тем же. (Срывает с себя рубаху.) Ну, Ваня! Хлещи, хлещи меня!
И о а н н (подняв руку для удара, медленно опускает). Я не могу. Я не имею права пасть ниже тебя, Александр. Прости меня…
С а к е р д о н В а с и л ь е в и ч (Иоанну). Что же мне с ними делать?
И о а н н (неожиданно благодушно). Не судите их строго. Ибо ждет каждого из них высший суд. Дайте же им время для слез и молитвы.
С а к е р д о н В а с и л ь е в и ч (растроганно). Деяния твои воистину достойны апостольского звания. (Семинаристам.) Вы, иродово племя, должны пятки у него целовать! Вон из храма, нечестивцы окаянные!
Свет гаснет. Сакердон Васильевич, обняв Иоанна, выводит его на авансцену. Маска следует за ними.
(Отечески.) Успокойся, сынок. Сколько раз говорил тебе, не доверяйся им. Люди без особого труда прощают друг другу пороки. Но достоинства, коими они не обладают, талант, благородство, чистоту помыслов — не простят. Попал в воронью стаю, упаси тебя бог менять черное оперенье на белое — заклюют. Так уж устроены люди-человеки.
И о а н н. Знаю, Сакердон Васильевич. Но я зарок себе дал… Я от всех своих выгод во имя людей отказался. Злом зло не исправишь. Думаете, мне легко, думаете, я не плачу, думаете, мне не обидно? Но я ничего с собой поделать уже не могу. Пробовал, прикидывался, а потом чуть в прорубь не кинулся — до того презрел самого себя. И сегодня с первого удара я разгадал их замыслы. Только остановить себя уже не мог. Тело мое горит, мне больно, но не совестно. А им совестно…
С а к е р д о н В а с и л ь е в и ч (удивленно). Сколько тебя знаю, а ты впервой так разоткровенничался. Значит, ты сознательно свой крест несешь? (Заглядывает ему в глаза.) А от чего сейчас плачешь: от боли или от обиды?
И о а н н (сквозь слезы). Обиды я на них не держу… Я голос свой оплакиваю. Все мои грехи от него. Читаю молитву, а на уме вертится песня…
Наплывает веселая мелодия песни. Иоанн, прислушиваясь, неистово крестится.
С а к е р д о н В а с и л ь е в и ч. Вылечить тебя может только собственный голос. Дай ему свободу.
И о а н н (испуганно). Что вы! Меня завтра же из семинарии выставят. Петь-то мне хочется в основном мирские песни.
С а к е р д о н В а с и л ь е в и ч. Не знаю, Ваня, какой совет тебе дать. Сперва надо посоветоваться с одним человеком. Пойдем.
И о а н н. Кто он?
С а к е р д о н В а с и л ь е в и ч. Профессор консерватории.
И о а н н. Отец Яков не простит.
С а к е р д о н В а с и л ь е в и ч. Сей грех я приму на себя. (Решительно.) Пойдем, сынок. Тут рядом, пойдем.
Маска улыбается.
Небольшое фойе. И о а н н и С а к е р д о н В а с и л ь е в и ч подходят к открытой двери, озираются, слушают певца. Звучит современная песня.
И о а н н (прислушиваясь). Хорошо поет.
Голос внезапно обрывается. В фойе выглядывает П р о ф е с с о р. Это высокий, сухопарый старик, в очках, с небольшой клинообразной бородкой. Очень похож на отца Якова, только в цивильном костюме.
П р о ф е с с о р (Иоанну, строго). Вы, сударь, опоздали. Я экзаменую, от и до…
С а к е р д о н В а с и л ь е в и ч (смутившись). Простите, профессор… Вы, наверное, меня не узнали?
П р о ф е с с о р (вглядываясь). Кого я вижу! Каким ветром, милейший? Неужто на старости лет решили пению обучаться?
С а к е р д о н В а с и л ь е в и ч. Что вы, профессор. Наша песня давно спета. Я хотел своего ученика… У него голос…
П р о ф е с с о р (разглядывая Сакердона). Решили его голосом искупить тот давний грех перед искусством?
С а к е р д о н В а с и л ь е в и ч. Тот грех я унесу вслед за женой моей в могилу.
П р о ф е с с о р. Значит, вы, как и я, в одиночестве жизнь коротаете?
С а к е р д о н В а с и л ь е в и ч. Ваша жизнь, ваша слава продлятся в учениках ваших.