Н и к о н. Красивая тирада. Но вдумайтесь в ее противоречивый смысл. Где бой — там кровь, смерть, насилие. Там есть победитель и побежденный. Свобода победителя оборачивается рабством для побежденного. Как же быть с вашим пророческим девизом: свобода, равенство, братство?
М а р и я. Но так можно поставить под сомнение любую истину.
Н и к о н. Согласен. Ибо человек, вступивший в борьбу с Истиной, которая превыше его разума, обречен на поражение.
По мере обострения спора Иоанн все внимательнее вглядывается в Марию. С ним что-то происходит, к нему то и дело подходит Маска.
И о а н н (взволнованно). Мария… извините меня великодушно… Позвольте еще раз поздравить вас с днем ангела. Спасибо за угощение. Но мне пора в семинарию…
А л е к с а н д р. Ваня, у нас еще уйма времени.
М а р и я (спохватившись). А как же наша беседа? Вы обещали помочь мне в постижении божьей премудрости…
И о а н н. В другой раз, Мария. Простите… Меня ждет отец Яков… (Почти убегает.)
Н и к о н. И нам, братия, пора.
П а в е л. Ваня, наверно, испугался спора.
М и х а и л. Заспешил на исповедь, чтобы поскорее очиститься от крамолы.
Н а д е ж д а. Я все время за ним наблюдала. Странный он какой-то у вас.
М а р и я. Не странный, а загадочный, как все одаренные люди.
Н и к о н (прощаясь). Рады были познакомиться с вами. Заходите в нашу церковь. (Марии.) Сегодня вечером загадочно-одаренный Иоанн, кажется, в последний раз будет солировать в нашем хоре. Спасибо за чай, за радушие. До свидания.
Кланяясь, семинаристы уходят. Маска разводит руками, вздыхает, плетется следом.
Свет гаснет.
Отдаленный перезвон колоколов. Наплывает мелодия церковного хора. Луч света выхватывает на авансцене коленопреклоненного И о а н н а, он усердно молится.
И о а н н (взволнованно). О Господи! Грешен я! Душу мою терзают сомнения. Разум не повинуется воле моей, искушает веру мою. Так сниспошли мне силы, укрепи дух, удержи от падения. (Крестится, кладет земные поклоны.)
Высвечивается вся сцена. За кафедрой — о т е ц В а с и л и й, чуть поодаль — С а к е р д о н В а с и л ь е в и ч , о т е ц Я к о в, А л е к с а н д р, вдали высвеченные прожекторами К р о х а, П р о ф е с с о р и М а р и я. М а с к а, как всегда, держится особняком. Все молча, в застывших позах смотрят на Иоанна, который продолжает беззвучно произносить молитву.
О т е ц В а с и л и й (Иоанну). Из всего сказанного вам, отроки, надлежит запомнить истину, проверенную многими веками: священник, в совершенстве владеющий искусством проповеди, во все времена был, есть и будет истовым глашатаем Христова учения, мудрым пастырем стада Господня.
Иоанн продолжает молиться.
П р о ф е с с о р (взволнованно, Сакердону, который оглядывается). Милейший! Послушайте! Нет, вам не понять. И все же вы постарайтесь. Я умоляю вас. Перед вами нет больше семинариста. Но есть Талант! Я поседел. А вы, выдающий себя за истинного художника, держите в затворничестве соловья. Не позволю! Да и бог, если он есть, не простит!..
Иоанн шепчет молитву, отвешивает земные поклоны.
О т е ц Я к о в (Иоанну). Твою душу раздирают сомнения. Но ты крепись, сынок, крепись. Тебе за твой голос сулят золотые горы, деньги, славу. А ты отвернись и тем возвысся над всеми…
Иоанн продолжает молиться.
К р о х а (запальчиво). А ты плюнь! Плюнь на всех! Ты, братец, пой. Пой так, чтобы Бог и черт перед твоим голосом на колени встали. А человек, как я нынче, слезой умылся. Люди разучились плакать. Нет слез — нет любви…
Иоанн молится, он устал, но продолжает молиться.
А л е к с а н д р (с отчаянием). Я сделал это с умыслом! Тебе больно, больно? У тебя трясутся губы, ты ненавидишь меня, ненавидишь! Проснись, Ваня! Орудие мести в твоих руках. Отплати мне тем же. Ну, Ваня! Хлещи же меня, хлещи!