Ночь. Большая комната, вдоль стен стоят кровати. В красном углу висит икона. Входят А л е к с а н д р и И е р е м и я. Маска по-прежнему стоит на авансцене, смотрит на горящую свечу.
И е р е м и я (возбужденно). Ты видел! Божья кара настигла его в самый крамольный момент.
А л е к с а н д р. Помолчи. (Снимает верхнюю одежду.) Человек богу душу отдает, а ты торжествуешь.
И е р е м и я. Не богу, а черту. Потому, наверное, так долго мучается.
А л е к с а н д р (оглядываясь на дверь). Послушай, Ерема. Зачем ты все время разыгрываешь из себя святошу-фанатика? Ну, на годы учебы тебя хватит, а дальше?
И е р е м и я. Ты ждешь моей исповеди?
А л е к с а н д р. Я жду, когда ты найдешь самого себя.
И е р е м и я. Искать надо не мне, а тебе.
А л е к с а н д р. Хорошо. Давай поищем вместе. Я помогу тебе, а ты мне…
Маска, уловив крамолу, входит в комнату, ставит на стол свечу. Появляется М и х а и л.
М и х а и л. Врач говорит, что жизнь Крохи висит на волоске.
А л е к с а н д р. А где Иоанн?
М и х а и л. В храме. Стоит на коленях перед иконой Спасителя и плачет. Вид у него будто у чокнутого.
И е р е м и я. Нашкодил, вот и замаливает грехи. Пусть скажет спасибо отцу ректору, что он спас его репутацию.
А л е к с а н д р. Ты уверен, что отец ректор спасал репутацию Иоанна?
Входят Н и к о н и П а в е л.
Н и к о н (раздеваясь). Велено всем помолиться богу и отойти ко сну.
А л е к с а н д р. А как же Кроха?
Н и к о н. Мы теперь ему не поможем. Его жизнь в руках Всевышнего.
П а в е л. Тяжело на душе, и откуда он свалился на нашу голову?
И е р е м и я. Кто-то из нас его позвал. А вот кто?
А л е к с а н д р (с вызовом). Допустим, что я!
И е р е м и я. Ты?! (После паузы.) Впрочем, чему я удивляюсь. Только кто дал тебе право? Кто?!
Н и к о н. Не кипятись. Завтра отец ректор потребует от Александра продолжения проповеди «Совесть и люди».
И е р е м и я. Он будет, как всегда, предлагать крамольные варианты, а мы промолчим?
А л е к с а н д р (спокойно). А ты не молчи. Если ты не пощадил родителей, то почему бы тебе не предать и собрата своего?
И е р е м и я (подходя к Александру). За что ты презираешь меня?
А л е к с а н д р. За ложное усердие. С виду ты святее патриарха. А в душонке кромешный ад. Вот и юродствуешь, сиротой прикидываешься.
И е р е м и я (нервно). Я не прикидываюсь! От родителей я ушел давно. Сразу после того, как они стали на моих глазах изменять друг другу. Я не вынес, я закончил с золотой медалью школу и убежал от них в другой мир… Передо мной были открыты двери институтов. Но я предпочел семинарию…
А л е к с а н д р. Почему?
И е р е м и я (с вызовом). В отместку родителям!
А л е к с а н д р. Тут-то собака и зарыта! Месть никогда не перерастает в веру. По себе знаю. Твоя набожность — дырявая ширма. Ты поэт, Ерема. И хороший поэт. Я читал твои стихи. Ты восторгаешься красотами мирской жизни. Пишешь о любви, о космосе…
И е р е м и я (потрясенный). Ты шпионил за мной?!
А л е к с а н д р. Шпионил! Я знаю, где ты прячешь «крамольную» тетрадь. Ты написал отличную поэму. Но ты трус, ты не доверяешь собственному призванию. Если ты одержим идеей нравственно и духовно совершенствовать человека, то настоящий поэт на этом поприще может сделать гораздо больше, чем самый истовый пастырь стада Господня.
И е р е м и я. Замолчи! Я вырву тебе язык!
А л е к с а н д р. Сперва вырви себе! Ты накинулся на Кроху, что он сравнивает человека с Богом. А сам о чем пишешь? Вот строки из твоей поэмы «Конец света». (Цитирует.)
Н и к о н. О ком это он?
А л е к с а н д р. О последней женщине земли. В религиозном экстазе слуги господни уничтожают все Евино племя. И наш Ерема подводит черту. (Читает.)
П а в е л (удивленно). Вот те и на!
Н и к о н. «Себе подобному великому творенью»? Хорошо.