И н г а. Зайдите к Крохину. А я загляну к Самарину. Вечером созвонимся.
Они выходят. Алла приглашает Петьку и Циника к секретарю.
П е т ь к а (Цинику). Ну, пойдем. Ты только не робей. Побольше пыли, а я тебя поддержу. (Подталкивает Циника к кабинету.)
Петька и Циник заходят в кабинет.
А л л а (усевшись за стол). Циник… И придумают же прозвище.
Б е л к и н а (смущаясь). Скажите, а он молодой?
А л л а. Кто?
Б е л к и н а. Секретарь…
А л л а. В комсомоле все молодые.
Б е л к и н а. Строгий?
А л л а (подумав). Всякий.
Звонит телефон.
Горком. Здравствуйте. Воскресник общегородской, — значит, и ваша организация должна участвовать. Что? А несоюзная молодежь где живет? То-то и оно, что в нашем городе. (Смотрит на Белкину.) Чем по ресторанам шляться, пусть лучше на воскресник выходят. (Кладет трубку.) А вы хоть в одном воскреснике участвовали?
Б е л к и н а (растерянно). Нет… Меня не приглашали.
А л л а (вставая). Так вот, я приглашаю… (Выходит.)
Б е л к и н а. Спасибо… (Встает, подходит к стенду, рассматривает фотографии, вынимает из сумочки зеркало, прихорашивается.)
Небольшой кабинет Колобова. Слева от двери — длинный стол, в правом углу возле окна — письменный стол, на котором лежат книги, какие-то папки. В торце стола — два кресла, в них сидят П е т ь к а и Ц и н и к. К о л о б о в ходит по кабинету, разговор уже заканчивается.
Ц и н и к (возбужденно). Я отказываюсь назвать свое имя!.. Я опасаюсь вашего насилия!
К о л о б о в (удивленно). Насилия?
Ц и н и к. Да, насилия! Такого же, какое вы только что совершили.
К о л о б о в (Петьке). Значит, я, устроив тебя на работу и на вечерние курсы шоферов, совершил насилие?
П е т ь к а. Да как вам сказать… Работать матросом-спасателем не очень-то почетно. А за курсы спасибо. Тут никакого насилия, можно сказать, нет…
К о л о б о в (Цинику). Коль вы не хотите назвать своего имени, то разрешите дать вам дружеский совет. Сорвите с себя эту черную маску. Сорвите, иначе задохнетесь. Вы, по всему видать, человек пытливого ума. Но ваши прогнозы о будущем человечества стары как мир. Любой сектант может наговорить куда больше мрачных предсказаний. Так что вы не оригинальны. Цинизм — худшее качество мыслящего существа. Гордиться таким прозвищем — значит добровольно отнести себя к разряду духовных разрушителей. Опасная болезнь, особенно в ваши годы.
Ц и н и к (порывисто). Можете не продолжать! Вы отказываетесь от спора потому, что вам трудно возразить мне по существу. (Петьке.) Пойдем, Петр, на свежий воздух. (Хлопает дверью.)
К о л о б о в (грустно улыбаясь). У него никудышные нервы. Ты устрой нам встречу где-нибудь в другом месте. Этого парня, видимо, сильно поломали. (Протягивает руку.) В последний раз хлопочу за тебя. Если попрут и с матросов, пеняй на себя.
П е т ь к а (ухмыляясь). Даю честное пионерское. План по утопленникам будет перевыполнен! (Скрывается за дверью.)
Тихо приоткрывается дверь, в кабинет осторожно, словно крадучись, входит Б е л к и н а.
Б е л к и н а (смущенно). Я по вызову. (Показывает открытку.) Вот. Моя фамилия Белкина…
К о л о б о в. Странно… Здравствуйте, Рената Белкина… (Спохватившись.) Садитесь вот сюда.
Б е л к и н а (мельком взглянув на Колобова). Спасибо…
К о л о б о в (вглядываясь). Странно… Скажи, Рената, у тебя есть сестра?
Б е л к и н а. Нет, я одна…
К о л о б о в. Ты поразительно похожа на одну девушку. (После паузы.) Догадываешься, зачем тебя пригласили в горком?
Б е л к и н а (волнуясь). Наверно, затем же, что и в милицию. Там один капитан долго меня обрабатывал. Чем только не грозил. Даже выслать из города… А потом назначил свидание…
К о л о б о в (в замешательстве). И… ты согласилась?..
Б е л к и н а (опуская голову). Сперва отказалась… Он рябой и в годах уже… (И вдруг с вызовом.) Сам ко мне пришел! С бутылкой… Обещал подыскать легкую работу…
К о л о б о в. Как же ты могла? Сама говоришь, что он рябой…