Б е л к и н а (искренне). Так у нас все обошлось без поцелуев… Ой, что я говорю? Ну, я в том смысле, что мы распили бутылку и он окосел. У меня ни в одном глазу, а он вдрызг. Стал жаловаться на свою жену. Раскис. Я и выпроводила его.
К о л о б о в (взяв со стола фотографии). Сколько же ты выпила, когда попала в вытрезвитель?
Б е л к и н а. Меня сыны Кавказа коктейлем угощали.
К о л о б о в. Вот возьми, полюбуйся. Узнаешь?
Б е л к и н а (взглянув на фотографии). Я их уже видела. Ко мне приходил редактор «Солнечного удара»…
К о л о б о в (строго). Надеюсь, он не набивался в поклонники?
Б е л к и н а (сквозь слезы). Что вы! Он строгий. Я умоляла его не выставлять меня перед всем городом. (Достает из сумочки платочек.) Он бы, может, и уступил, да с ним была его заместитель. Такая крашеная вся и злая. Я видела, как она вышла только что из вашего кабинета.
К о л о б о в (после паузы). Скажи, Рената, что ты о себе думаешь?
Б е л к и н а (с недоумением). Я?.. Я о себе? (Вытирая платочком глаза.) Всякое. Но больше плохое. Бывает так тяжело, что утопиться хочется. Взгляну в зеркало и разревусь. Вам этого не понять. (Закрыв лицо, тихо плачет.)
Колобов протягивает руку, но прикоснуться не решается, отходит.
К о л о б о в (глухо). Успокойся, Рената.
Б е л к и н а (всхлипывая). Извините… Вы лучше меня ругайте. Я к этому уже привыкла. А в душу не заглядывайте. Можете выставлять меня перед всем городом, можете выселять… Мне теперь все равно…
К о л о б о в (после паузы). Думать о человеке что-то определенное можно, когда знаешь о нем все. Я же знаю про тебя самую малость. И, наверное, не лучшую… Где твоя мать?
Б е л к и н а (успокаиваясь). На Дальнем Востоке. Выскочила замуж. Ловила женихов мне, а поймала…
К о л о б о в. Значит, ты живешь одна?
Б е л к и н а. Одна.
К о л о б о в. Ясно. (Осторожно.) А кем тебе доводится майор Белкин?
Б е л к и н а (в смятении). Вы и про это знаете?
К о л о б о в. Это ты приносишь цветы на его могилу?
Б е л к и н а (тихо). Значит, вы всё видели, всё знаете?..
К о л о б о в (взволнованно ходит по кабинету). А теперь вот что, Рената Белкина! Уходи! Иначе я скажу тебе что-нибудь такое… Возьми фотокарточки и уходи! (Отдает фотокарточки.) Для нашего города память о майоре Белкине свята! Запомни это. На работе тебя восстановят. Все. Будь здорова.
Б е л к и н а (пятясь к двери). Снова в больницу?..
К о л о б о в (записывая). Если мне удастся уговорить главного врача. Передай привет сынам Кавказа! Надеюсь, сегодня обойдется без коктейля.
Б е л к и н а (потерянно). Не знаю… А как же с «Солнечным ударом»?
К о л о б о в (резко). Поменьше торчи на солнцепеке!
Белкина в недоумении покидает кабинет.
(Снимает трубку, набирает номер. В трубку.) Инга? Передай редактору «Солнечного удара», пусть он материал на Белкину сдаст в архив… Что? Да, это мое указание. И в очередной номер не пойдет… Фотографии? Я их вручил Белкиной на добрую память… Ах, так? Ты настаиваешь? Заходи. (Хмурясь и постукивая пальцами по столу, смотрит на дверь.)
Входит И н г а.
И н г а (категорически). Я требую немедленно собрать бюро!
К о л о б о в (спокойно). Белкина от этого лучше не станет.
И н г а. А от твоего покровительства, думаешь, она переродится?
К о л о б о в. Не уверен, но хочется надеяться.
И н г а. Твои узурпаторские замашки обойдутся дорого.
К о л о б о в. Демагогия обходится не дешевле.
И н г а. Если ты не соберешь бюро, я пойду в горком партии.
К о л о б о в (твердо). Бюро будет заседать в плановом порядке. А в своих действиях ты вольна как птица. Кстати, раз ты собираешься в горком партии, то не забудь и про разговор с Сорокиным.
И н г а. Клим Елизарович в адвокатах не нуждается.
К о л о б о в. Тогда зачем же ты так назойливо его опекаешь? Мне порой кажется, что ты умышленно подогреваешь в нем страсть к почестям. И эти чуть ли не каждодневные приемы в почетные пионеры, и грамоты, и галстуки, и затея с домашним музеем. Мелко все это, Инга. Если старому заслуженному человеку изменяет чувство меры, то ты обязана поостеречь его.