К о л о б о в (глухо). Подлая история! Вы присвоили себе чужую славу! Вы вычеркнули из истории настоящего героя!
С о р о к и н (выставляя вперед руки). Постой, постой! Не горячись, Андрей… Я вместе с братом служил на флоте. У нас с ним почти все сходится… Он чуток раньше в партию вступил? Зато я больше сорока лет в ее рядах. Он — четыре, а я — сорок!
К о л о б о в (порывисто). Эх вы! (Ходит по комнате.) Бухгалтер вы, Клим Елизарович. Равнодушный бухгалтер. Предав брата, вы предали свою совесть. И с той поры самые благородные ваши поступки носят клеймо фальши. Да-да, именно клеймо. Вы думали, что предательство возвысит, а оно унизило, согнуло, раздавило вас.
С о р о к и н (наполняя рюмку). Может, и бухгалтер, может, и с клеймом… (Пьет.) Кто тебе эту бумагу подсунул?
К о л о б о в (с досадой). Какая разница? Просто честный человек, ленинградец. Он отдыхал в одном из наших санаториев. Заподозрил вас в бахвальстве про встречу с Лениным. Вот и докопался до истины.
С о р о к и н (угрюмо). И давно она у тебя?
К о л о б о в (с оттенком безразличия). Позавчера, кажется, получил…
С о р о к и н. Позавчера?! (Разглядывая штемпель.) И в самом деле… Чего же ты на конференции не зачитал? Разоблачать, так разоблачать с треском. Неужто пожалел?..
К о л о б о в (с вызовом). Пожалел! Но не вас, Клим Елизарович. А тех ребят, что сидели в зале. Для них свято имя, к которому вы так бессовестно присосались. Из неокрепшей души вынуть занозу обмана не так-то просто. Тут нужна деликатность. Вас разоблачишь — и на честных большевиков бросишь тень. (Устало.) Циников и так расплодилось немало.
С о р о к и н (цепляясь за мысль). Вот именно, Андрей Иванович! В корень, можно сказать, смотришь. Ну, разоблачишь ты старика, а какой тебе с этого навар? Случись со мной что, ноги, к примеру, откину… С кого спрос?
К о л о б о в (возмущенно). Ну и мастак вы, Клим Елизарович! То будто паутиной обволакиваете, то жало показываете.
Звонит телефон.
С о р о к и н. Пускай тарахтит. Гостей мне не надо. (Наполняет рюмку.) Я сам себе сегодня гость. Ты выпить со мной брезгуешь… (Качает головой.) Нюх у тебя, Колобов… Ингу небось тоже турнешь?.. (Выпивает.) Она штучка еще та… Гусыня самого раннего выводка. Оттого, видать, и строптива. Будь ты поласковее, я бы кое-что порассказал… (Тоном заговорщика.) Про того же Самарина. С двойным дном хлопчик, учти.
К о л о б о в (отдавая письмо). Я думаю, у вас достанет мужества рассказать обо всем на совете старейших. Они выдвинули вас в совет, им и решать вашу судьбу.
С о р о к и н (растерянно). Как?.. Такую бумагу и без всякой расписки? А если я ее того?
К о л о б о в (сурово). Как бы вы теперь ни поступили, имя революционера-ленинца Кирилла Елизаровича Сорокина будет восстановлено! Прощайте. (Уходит.)
Сорокин смотрит на дверь, молча обходит коллекцию грамот, останавливается напротив тельняшки.
С о р о к и н (сокрушенно). Все пошло прахом… Нету больше старейшего большевика. И слава, и почести, и квартира…
Звонит телефон.
Растоптал, как навозного жука. (Внимательно вглядывается в конверт.) Сорок четыре года минуло… И на тебе: всплыла правда-матка… Кому она нужна? Кириллу? Ему все равно… Я ж и про его дела рассказывал. А что себе их приписывал… ну так вышло… Живым больше веры. Кто-то должен вспоминать про революцию… Я не щадил живота. Инга подтвердит. (Хватается за голову.) А это мысль! Хорошо, что я про нее ничего такого не сказал… Соберем со всех дружин, а еще лучше со всех отрядов отзывы пионеров… (Смотрит на грамоты.) И эти регалии приложим к делу. Пока Колобов будет загорать в крае, я тут кое-что проверну… (Наполняет рюмку.) За воскрешение Кирилла Елизаровича и за спасение его кровного братца! (Пьет.)
ЭПИЛОГ
Минуло несколько лет.
Просторный кабинет первого секретаря крайкома комсомола. Настенные часы бьют одиннадцать. В кабинете накурено. С а м а р и н сидит в кресле. На подлокотнике — пепельница, полная окурков. К о л о б о в медленно ходит по кабинету, слушает Самарина. Оба заметно изменились…