Порывисто входит Ф р и ш, он так взволнован, что не замечает накаленной атмосферы. Вслед за ним входит Е в а М ю л л е р.
Ф р и ш (направляясь к Шлиттенбергу). Брат председатель!
Ш л и т т е н б е р г (Фришу). Прошу вас занять свое место!
Ф р и ш (растерянно). Да-да, конечно. (Занимает свое место, встает.) Брат председатель! (Ко всем.) Братья!
Ш л и т т е н б е р г (повышая голос). Господин Фриш!
Ф р и ш (перекрестившись). И все же я обязан сообщить вам прискорбную весть. Я сюда прямо из отеля… Сегодня на рассвете покончила с собой маленькая Тао…
Какое-то мгновение длится жуткая тишина. Постепенно взгляды всех сосредоточиваются на Ли. Первой встает Стрижевич, ее примеру следуют и остальные. Сидит только Ли. Когда все садятся, Ли вскакивает.
Л и. Господин председатель! Разрешите задать вопрос советскому представителю.
Ш л и т т е н б е р г (с недоумением). Если это касается…
Л и (резко). Господин Ярцев! Только что вы взывали к нашему благородству. Теперь я вынужден обратиться к вашему благородству. Объясните нам, в котором часу ночи ушла из вашего номера Тао?
Все смотрят на Ярцева. Он бледен, растерян, потрясен.
Я р ц е в (встает, ему трудно говорить). Тао ушла из моего номера около двух часов ночи.
Л и (перебивая). Можете не продолжать. (Садится, что-то записывает.)
Ф р и ш (он плохо понимает, что происходит). Да-да, вы правы. Полиция разберется. (К Мюллер.) Вот и госпожа Мюллер поможет. Надеюсь, вы запомнили содержание записки Тао?..
К о р т и (он торжествует). Предлагаю прервать заседание.
Г л е н (Фришу). Вы сказали, что Тао оставила записку?
Ф р и ш. Да, она у инспектора полиции…
М ю л л е р. Записка адресована господину Ли.
Ф р и ш. Неправда, фрау Мюллер. Она адресована нам. Там всего одна фраза. Она написана на трех языках.
Ш л и т т е н б е р г (Фришу). Вы помните ее содержание?
М ю л л е р (выходя из себя). Вы не имеете права!
Ф р и ш (вспоминая). Сейчас, одну минуточку. (Закрывает глаза.) На английском она звучит так: «Не голосуйте за прошлое. Отдайте свое сердце будущему. Я с вами». (После паузы.) И на другой стороне большими буквами: «Не верьте Ли!»
Я р ц е в (едва сдерживаясь, Ли). У вас есть еще ко мне вопросы?
Ли что-то записывает в блокнот.
Ш л и т т е н б е р г (заметно волнуясь, изменившимся голосом). Господа! Продолжаем выполнять свой долг. Предоставляю вам право высказать свое отношение к третьему пункту.
Первым поднимает руку Глен, за ним — Хольман, Вжешеньска. Боев и совсем неожиданно для всех — Фриш.
Взгляды сосредоточены на Ярцеве и Шлиттенберге, Мюллер даже приподнялась, взгляды их встретились. Боев, толкнув Ярцева, показывает на свою поднятую руку. Ярцев, как бы очнувшись, поднимает руку. И вдруг мы видим, как Шлиттенберг медленно начинает поднимать руку. Его два голоса решают судьбу третьего пункта — это кульминационная точка финала. Взрыв аплодисментов. Слышна наплывающая мелодия Гимна демократической молодежи мира.
На авансцену выходит С о с н о в с к и й, он аплодирует, негромко напевает слова Гимна.
К нему подходит Е в а М ю л л е р.
М ю л л е р (нервно). Не рано ли празднуете победу?
С о с н о в с к и й (весело). А гимн-то они поют нашенский.
М ю л л е р. Посмотрим, какой гимн они запоют завтра, после пленарного заседания.
С о с н о в с к и й (в сторону Вальтера). Не подозревал, что у вашего племянника такой приятный голос.
М ю л л е р (срываясь). Вальтер! Господин фон Шлиттенберг!
С о с н о в с к и й. Он, кажется, вас не слышит. Как, собственно, и большинство представителей третьего поколения.
М ю л л е р (зло). Не забывайте, что за третьим подрастает четвертое.
С о с н о в с к и й. Постараюсь. Хотя у нас в народе обычно говорят: цыплят лучше всего считать по осени.
М ю л л е р (резко). Меня тошнит от ваших народных пословиц! Я ненавижу ваш фарисейский интернационализм! Ваше утопическое миролюбие! Прощайте! (Спешит к выходу.)