Ясновельможный пан отец, сказала я, разве я мелкопоместная шляхтянка? От царского титула не откажусь! Надо попасть в Тушино к моему любезному супругу!
Я страстно желала опять быть с ним. Страстно, всей душой. Он должен был подарить мне царевича. И тогда ни один дьявол не согнал бы меня с московского трона. Я хотела быть с ним в постели, хотела целовать его… он нравился мне, он был со мной ласков… чего же еще? И он не менее моего хотел, чтобы родился царевич!
Пан отец тайно послал письмо в Тушино, чтобы нас, когда мы поедем от Москвы на Смоленск, перехватили и отбили. И все вышло отменно, и я под охраной бравых молодцов пана Сапеги ехала к мужу, и пела от счастья, но князь Мосальский предупредил меня. Пани Марина, сказал он, вы чаете увидеть своего пана Димитра, но вас ждет совсем другой пан, носящий то же имя. Я закричала, я отказалась ехать дальше! Мне был нужен мой муж, московский царь! Пан Сапега пять дней уговаривал меня. У нас нет для вас другого русского царя, так сказал он мне, или вы берете этого, или отправляйтесь в Самбор и будьте там вдовой неизвестно чьей… Я — вдовой? Чтобы все надо мной потешались? Нет, сказала я, нет, панове! Черт с вами, везите меня в Тушино…
Пан отец приехал туда раньше, получил много денег, северскую землю под свою руку и четырнадцать городов. Он тоже уговаривал меня — и я согласилась при встрече признать в том человеке своего мужа. Это было необходимо.
Я увидела его и ощутила неслыханное омерзение. Как могли признать за русского царя этого урода? В лагере были люди, которые знали моего мужа, — как они могли изменить мужу и называть государем этого гнусного мерзавца? Я выполнила отцовскую просьбу, я при всех его обняла, а потом заперлась в своей комнате и отказалась с ним встречаться. Пан отец уговаривал меня. Ты должна сделать это ради своего будущего — говорил он. Ты должна родить царевича — а потом с этим паном что-нибудь случится…
Я сказала — как мне лечь в постель с человеком, который мне не муж? Пан отец ответил — можно устроить тайное венчание. Это будет правильное венчание, в лагере есть наши, католические священники. Что мне оставалось?
Инокиня Марфа. Нет, не он, не он… молчит мое сердечко…
Опять ложится.
Старица Марфа. Беда, беда! Войско самозванца взяло Ростов. Муж заперся с верными людьми в церкви, церковь взяли приступом. С него богатые ризы сорвали, дали худые, под стражей повезли в Тушино, к тушинскому вору. Хорошо хоть, мы с сыночком успели уехать.
Господи, что будет? Хоть доченька теперь замужем, есть кому о ней позаботиться. А сынок? Я одна — ему защита и оборона, мать и отец… Господи, сделай меня каменной, чтобы ему за мной от пуль и ножей укрыться! Господи, не оставь!
Марина. Я стала его женой и слово себе дала — даст мне царевича и более ко мне пальцем не прикоснется. Смерд неотесанный! Как только его наши паны терпели? Он был мне гадок. Но он был мне нужен…
Однажды, когда у нас собрались воеводы и бояре, он показал мне на черноусого и черноглазого пана. Это Иван Заруцкий, сказал мой злосчастный пан супруг, я многим ему обязан, будьте с ним любезны, пани. Он собрал и привел к нам пятитысячный отряд. Он славно бьется. Недаром он казацкий атаман.
Ян Заруцкий, — повторила я, на наш лад. Ему тридцать лет, он высок, статен. Вот кто должен стать отцом царевича, а не жалкий урод, которого сделали Дмитрием лишь потому, что не нашли никого лучше! Как-то надо это устроить…
И я поймала его взгляд.
Так на меня еще никто не глядел! Матерь Божья, что со мной будет?
Старица Марфа. А войско в Тушине растет. Муж там принят отменно, вот только дивно мне — как это его там нарекли патриархом? Мой муж — патриарх? Может, и впрямь государь Дмитрий Иванович, которого я еще Григорием знавала, уцелел? А в Москве его зовут тушинским вором. Плохо в Москве — никак царь Василий Шуйский народу не угодит. Голод начинается. Уехать бы подальше и пересидеть всю эту смуту.
А тут еще новость — Шуйский со шведами сговорился. Уступил город Корелы с пригородами шведскому королю, а тот ему дел десятитысячное войско, воеводой там полковник Делагарди. Он с лучшим нашим воеводой, Скопиным-Шуйским объединился и погнал поляков прочь с севера. И не знаешь, за кого молиться — за московских воевод или за тушинского вора, Господи! Там-то, при нем, — муж…
За что нам, женщинам, все это? За что такие муки? Господи, на то ли ты нас сотворил, чтобы мы в хитросплетениях и тайных кознях разбирались?