МАША. Ой, мама дорогая...
ДЕД. Куда это она?
МАША. В астрал. Дела у нее там.
ДЕД. А-а, дела. У молодых всюду дела. Вот когда сифонить начинает...
МАША. И давно сифонит?
ДЕД. С первой мировой.
МАША. И только сейчас пришли?
Дед смотрит на нее в недоумении. Маше становится страшновато.
МАША. Знаете, клиент, если у вас столько лет сифонило — и ничего, то, наверно, вам так надо. Карма у вас такая. Чтобы сифонило. Сейчас порчу с вас сниму, карму вам почищу, и это... магическую защиту поставлю. Оберег то есть.
Она достает из холодильника яйцо и разбивает его в стакан. Потом разворачивает деда спиной к себе, а чашку ставит у его ног.
ДЕД. Это для чего?
МАША. Порчу снимать буду. Сорок осиновых веток ломать. Осины, правда, в городе не достать, но я читала — спички тоже годятся, их из осины делают.
Она отсчитывает на столе сорок спичек.
ДЕД. И что, не будет сифонить?
МАША. Дырка затянется. Не сразу, но затянется. Стойте спокойно, клиент. А то яйцо опрокинете. Ну, начинаем.
Несколько секунд молчит, собираясь с духом, тем временем дверь туалета приоткрывается и выставляется физиономия Бурого, Магистр же устраивается поудобнее — ему очень интересно. Потом Маша затягивает нараспев, ходя при этом вокруг деда и бросая ему под ноги разломанные спички.
МАША. Червяк в земле, камень в золе, лицо в зеркале! Яйцо в гнезде, крест на стене, порча не на мне, Божьей рабе Марье, не на рабе... (деловито). Клиент, как вас по имени?
ДЕД. Вла-ди-лен. Владимир Ильич Ленин.
МАША (опять голосит). Порча не на мне, рабе Владилене, не в его руках, не в его ногах, не в головах, не на груди, не спереди, не сзади...
ДЕД. Дырка у меня вот тут. И сифонит.
МАША. Не он отпет, не в нем сто бед, нет в нем лиха, у покойного в сердце тихо...
МАГИСТР. Тебе бы такое «тихо»!
МАША. А в груди раба Владилена сердце, бейся, кровь по жилам лейся...
ДЕД. И дырка!
МАША. И дырка — заткнись! Как я, Марья, ветки эти ломаю, к ногам раба Владилена кидаю, так я и делом своим, и словом своим порчу снимаю!
Она делает перед лицом деда пассы руками, плюет направо, налево, через плечо, потом хватает чашку и с криком «аминь, аминь!» бежит к туалету, где и сталкивается с Бурым.
МАША. Пустите, я порчу на яйцо свела, его в унитаз надо!
Она исчезает в туалете, тут же возвращается и наконец понимает, что перед нею — что-то вроде бандита.
МАГИСТР. Порчу на яйца не сводят, а напускают. Это я хорошо помню.
МАША. Погодите, а вы откуда взялись?
БУРЫЙ. Интересно было, остался. Ну что, батя, как дырка?
МАША. Клиент, не уходите, сеанс еще не кончен, я вам обереги поставлю, потом карты раскину на прогноз лечения.
Дед молчит.
БУРЫЙ. Батя, ты чего? Подай голос!
Маша подбегает к деду, заглядывает ему в лицо, трогает щеку пальцем, шарахается.
МАША. Ой, мама дорогая! Он помер!
БУРЫЙ. Ты чего, сдурела?
Подходит к деду, изучает его, машет рукой перед его лицом, прислушивается к дыханию.
МАША. Ну, что?
БУРЫЙ. Да он вроде спит...
МАША. Как это — спит? Не может он спать!
БУРЫЙ. Да спит же!
МАША. Так разбудить надо!
БУРЫЙ. Ты усыпила — ты и буди.
МАША. А как? (кидается к столу на колесах, вытаскивает папки, копается в каких-то листках, тетрадках, и наконец замирает в полной растерянности) . Мы этого на курсах не проходили!..
Бурый подходит к ней и берет ее за плечи.
БУРЫЙ. Дурочка ты моя...
Маша прижимается к Бурому.
МАША. Сделай что-нибудь, я его боюсь, он совсем спятил, дырка, говорит, дырка...
БУРЫЙ. Да все будет хорошо, проснется и уберется, ну? Какая ты у меня дурочка...
Начинает целовать Машу, сперва — в лоб и висок, потом — в губы.
МАГИСТР. Тьфу. Глаза б мои не глядели! Надо же — роман у них! Чего доброго, сейчас и в постельку отправятся, на кушеточку... А кушеточка-то гикнулась! Так вам и надо!
Он визгливо хохочет, топает ногами, наконец запускает в стену сперва электрочайником, потом — настольной лампой, но это совершенно не мешает деду — спать, а Маше с Бурым — целоваться. Наконец ему это буйство надоедает.
МАГИСТР. Ну вас. Допросились. Я вам еще устрою!
конец первого действия
Тот же подвал, только вся мебель в салоне сдвинута в один угол. Лишь круглый столик поставлен впритык к стенке с Зодиаком, и на нем стоит фотография в рамке, рядом — стакан, накрытый куском хлеба. Из-за кресел торчат две ноги — это дед, которого так и не добудились, но по крайней мере уложили на пол. По салону слоняется Магистр, простукивает костяшками пальцев пол, стены, потолок и сердито бормочет.