Б е р д ы ш е в. Гм… В общем… Да…
М а т ь М а р и я. Никогда она не была у меня, никогда!
Б е р д ы ш е в. Я чрезвычайно сожалею, но…
О б е р г. Что «но»?!. Точнее!..
Б е р д ы ш е в. Я видел… Из другой комнаты…
О б е р г. Говорите все!..
Б е р д ы ш е в. Пардон… Через замочную скважину… (Закрывает лицо руками.) Какой ужас!.. Простите меня, мать Мария, простите!.. (Всхлипывает.)
О б е р г. Слюнтяй!.. Так скажите все!.. Скажите, что вы у нее отлеживались по моему заданию… Что вы наш секретный агент по кличке Блондинка!.. Все скажите, мерзавец!..
Б е р д ы ш е в. Да-да, я не выдержал!.. Хотел душу спасти!
М а т ь М а р и я. Сказал Спаситель: «Кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради меня, тот ее сбережет…»
О б е р г. Вот он и донес, что вы укрываете советского офицера. Но мы не спешили. Мы терпеливо ждали… И когда вы послали его в тот ресторан под Тулузой, мы шли за ним. Там и накрыли всю компанию!.. За это, милая Блондинка, мерси… А вот за ваше поведение здесь — концлагерь!.. Лемке, возьмите его!..
Л е м к е (берет Бердышева за плечо). Пошли!.. Пошли, Блондинка!..
Уходят.
М а т ь М а р и я (вслед Бердышеву). Спаси его, господи, прости ему слабость души его!..
О б е р г. Лучше подумайте о спасении своей души!.. Хороша монашенка, действовавшая заодно с коммунистами!.. Бог вам этого не простит!..
Л е м к е возвращается.
М а т ь М а р и я. Бог с теми, кто творит добро, а не с теми, кто всуе клянется именем его, проливая безвинную кровь. Костры инквизиции тоже полыхали во имя Христа, но инквизиторы прокляты и богом и людьми. Вы превзошли инквизиторов и прокляты втройне!..
О б е р г. Карцер!.. Наручники и кандалы!..
Л е м к е. Пошли, мадам!.. (Тащит ее к двери.)
М а т ь М а р и я машет рукой, прощаясь с Оболенской. Та, встав, провожает ее взглядом.
О б е р г. Садитесь, княгиня. Поверьте, я желаю вам добра.
О б о л е н с к а я (снова садясь). И потому угостили порцией «кофе».
О б е р г. Вы вынудили нас своим упорством. Наши следователи прозвали вас «Принцесса их вайс нихт». Но я сейчас хочу поговорить с вами как человек с человеком. Вы не хотите назвать ни одного имени, ни одного адреса, ни одной явки.
О б о л е н с к а я. Вы сами сказали: их вайс нихт.
О б е р г. Я хочу спросить вас о другом. Меня это интересует с чисто психологической стороны. Как вы, аристократка, светская женщина, красавица, могли связаться с партизанами, с коммунистами, с вашими врагами? Что это — любовь к приключениям, авантюризм?
О б о л е н с к а я. Ни то ни другое.
О б е р г. Что же это?
О б о л е н с к а я. Хорошо, я отвечу, хотя вряд ли вы поймете. Я русская, поймите же, русская!.. Да, мы во многом виновны перед Родиной, но все-таки это наша Родина. Ее не унесешь на подошвах своих сапог, как сказал Дантон!.. А вы — ее враги и, значит, мои враги!.. Это так просто, неужели вы не можете понять?
О б е р г. Это все?
О б о л е н с к а я. Вам этого мало?
О б е р г. И мало… И много… Может быть, слишком много… Вам известна судьба ваших сообщников?
О б о л е н с к а я. У меня нет сообщников!
О б е р г. Я не спрашиваю. Я хочу только сказать…
О б о л е н с к а я. Что?
О б е р г. Полковник Николай и капитан Хетауров убиты…
О б о л е н с к а я. Таких не знаю.
О б е р г. Лейтенант Елена ранена и захвачена нами.
О б о л е н с к а я. И ее не знаю.
О б е р г. Ферма княгини Волконской более не существует. Княгиню-то вы не могли не знать — вы люди одного круга.
О б о л е н с к а я. Я видела ее в последний раз четыре года назад, еще до войны.
О б е р г. Почему вы так побледнели? Почему у вас слезы на глазах? Кого вы оплакиваете?
О б о л е н с к а я (встав). Миллионы людей, погибших в борьбе против фашизма.
Камера в берлинской тюрьме Платцензее. Четыре койки — две внизу и две над ними, откинутые к стене. Почти под потолком — маленькое зарешеченное окно. Стол и табуретки, привинченные к полу. В камере — О б о л е н с к а я, Ж е р м е н и О в с я н н и к о в а.
О б о л е н с к а я. Я рада, что эти скоты после суда нас поместили в одной камере. Хоть последние дни проведем вместе!..
Ж е р м е н. Мы все, кроме Софи, смертники.