К е й. По-видимому, мадам, это студентки. Живут они, вероятно, в общежитии… вместе со студентами. У них своеобразные понятия о нравственности, мадам… Страна, в которой преследуется религия, не считается с заветами святых отцов.
Вбегает Х у с а и н с ведрами в руке.
Х у с а и н (кричит). Девушки! Воды сегодня не будет, на три часа выключили.
К л а р а (испуганно). Ой! Что это такое, мистер Кей?
Хусаин застыл от неожиданности.
К е й. Разновидность кафра, мадам…
Х у с а и н. Здравствуйте… Извините, пожалуйста. (Выбегает и входит позже с другой стороны.)
К е й. Дитя монгольских степей и коллега вашего сына, надо полагать. Очевидно, один из жильцов этого салона.
К л а р а (встает и с решительным видом достает из сумки небольшое настенное распятие). От веры предков его не сможет отречь даже родной отец!..
К е й (обращаясь к Алексею). Господин старший!.. Мадам хочет повесить распятие над койкой своего сына…
Клара с подчеркнутой решительностью подтверждает слова Кея.
Мадам говорит, что ее сын католик. И никакие возражения не будут приняты во внимание!..
А л е к с е й (очень спокойно). Я не понимаю, о каких возражениях идет речь? Это частное дело ее сына, и никто не может возражать, если он захочет повесить распятие над своей койкой.
К е й. Разве? Но ведь комсомол против религии… И разве вы, господин дуайен, не комсомол?
А л е к с е й. Я был комсомольцем, но теперь я член партии. А вот мои товарищи по комнате — комсомольцы. Я думаю, они также не станут возражать.
А ш о т. Вешайте сколько угодно!
Х у с а и н. Вешай, вешай!
А л е к с е й. Сейчас я вам помогу, мадам. (Достает из ящика стола молоток и гвоздь, подставляет табуретку, становится на нее и пытается левой рукой вбить в стену гвоздь.)
М о р х а у з. Позвольте мне. Вам, вероятно, трудно…
А л е к с е й. Ничего. Я уже начинаю привыкать. (Вколачивает гвоздь.) Вот видите. Вероятно, мадам хочет лично повесить распятие?
К е й. А господин староста, как я понимаю, не может это сделать как коммунист? Это против ваша партийная программа?
А л е к с е й. Моя партийная программа, господин журналист, в этом вопросе обязывает меня не оскорблять чувства верующих, потому что это дело их совести. Сожалею, что ваша партийная программа не обязывает вас относиться с таким же уважением к убеждениям атеистов.
К е й (с вызовом). Моя религия не может уважать неверующих!
А л е к с е й. Как видите, господин журналист, мы гораздо терпимее…
Г а р в у д. Вы были на фронте?
А л е к с е й. Да.
Г а р в у д. Понимаю.
Т е т я Д а ш а. Вы, господа родители, за хлопчика не беспокойтесь. У нас порядочек, тишина, а студенты, сами видите, один в одного, умные такие… дисциплинированные. А уж про ученость ихнюю нечего и говорить! Почитай, все отличники. Был бы жив Михайло Васильевич Ломоносов, так при этаких студентах и помирать бы не стал. Танечка, когда помер Михайло Васильевич?
Т а н я. В тысяча семьсот…
А ш о т. …шестьдесят…
Х у с а и н. …пятом…
Т е т я Д а ш а. Вот, видали? Говорю, отличники.
М и т ч е л. О да. Тания… Сеньор Майкл Ломоносов родился в год тысяча семьсот одиннадцатый и жил пятьдесят четыре года. Да?.. да?
А ш о т. Совершенно верно, Митчел Питерович… или не знаю, как сказать?
М и т ч е л. Называйте Митчел. У нас на родине не называй по этому… По отцовство…
Т а н я. Не по отцовству, а по отчеству.
М и т ч е л. О да. Тания…
Т а н я. У вас хорошая память, Митчел.
А л е к с е й. Товарищи, господину Митчелу нужно разложить свои вещи, проститься с родителями… Не будем мешать, пойдемте. До свидания, господа!
Г а р в у д. Оревуар.
М о р х а у з. До свидания, друзья.
С т у д е н т ы выходят из комнаты.
Г а р в у д (садится на койку Ашота, испытывая упругость матраца). Да… Обстановка… гм… вполне спартанская.
М о р х а у з. Я доволен…
К л а р а. Он доволен!
Г а р в у д. Этот дуайен, гм… весьма толковый парень, насколько я успел заметить. Надеюсь, и вы это заметили, Кей?
К е й. Никогда не тороплюсь с выводами, мистер Гарвуд.
Г а р в у д (усмехаясь). Особенно, если выводы вам не по вкусу. Ну, тезка, садись и слушай меня внимательно.