М и т ч е л (садясь). Я вас слушаю, дедушка!
Г а р в у д. Итак, мой мальчик, с этого дня ты окажешься в мире, который нам глубоко чужд. Лишить человека частной собственности, это все равно, что лишить его кислорода. Поэтому коммунизм — утопия…
М и т ч е л. Понимаю…
Г а р в у д. Тебя, возможно, начнут пичкать идеями, ошибочность которых очевидна для всякого разумного человека. Не спорь и оставайся при своем мнении. Изучай их философию, их книги, их образ мыслей, их мечты, но всегда помни, что ты Митчел Морхауз, англосакс, что ты мой внук!..
К е й (торжественно). Внук короля!..
Г а р в у д. Три года тому назад, когда в колледже тебя заставили изучать теологию и его святейшество Маврикий начал уделять тебе слишком много внимания, я понял, что этот старый плут метит на мое наследство…
К л а р а. О па, я не могу этого слушать! Святой отец…
Г а р в у д (ухмыляясь). Да-да, этот святой отец — большой мошенник. Так вот, Митчел, я тогда встретился с его святейшеством и сказал, что не позволю превратить тебя в католического священника и надеюсь, что святая церковь как-нибудь обойдется без внука Митчела Гарвуда. Маврикий был достаточно сообразителен, чтобы понять меня, особенно после того как я вручил ему чек на десять тысяч долларов. В еще большей степени меня не устраивает, если из тебя сделают коммунистического священника, да-да!.. Но ты — мой внук, ты носишь Мое имя, и я верю в тебя!.. Будь же здоров и счастлив, мой мальчик, и да помогут тебе пресвятая дева и моя любовь!.. Кончен разговор!
К л а р а (обнимая сына). О мой мальчик!..
М о р х а у з. Клара! Клара!
Г а р в у д. Завтра я улетаю на родину, но я снова приеду через несколько месяцев. Я буду приезжать довольно часто… Мне, конечно, будет тоскливо без тебя, мальчик… Но, судя по тому, как дерутся их ребята, здесь разбираются в вопросах воспитания куда лучше твоей матери!..
М о р х а у з. Митчел, в воскресенье мы ждем тебя к обеду.
Все, кроме Митчела, уходят.
Затемнение.
Ночь. Музыка. Чуть светает. На кроватях спят А л е к с е й, Х у с а и н, А ш о т, М и т ч е л. Митчел встает и садится у стола. Один из студентов входит с книгой в руках.
С т у д е н т (читает). «29 августа 1944 года. Три часа ночи. Это моя первая ночь в общежитии университета. Голые стены, железные койки, серые солдатские одеяла. Я забыл зашторить окно, как этого требуют правила затемнения, на улице засвистел полицейский. Да, здесь очень трудная, затемненная войной, очень строгая жизнь и очень странные люди. Напротив моей койки спит косоглазый, скуластый студент, типичный представитель желтой расы. Как далеко отсюда до моей солнечной родины!»
Звучит музыка.
(Поет.) «Пять лет мне суждено прожить вдали от нее, пять лет!» (Уходит.)
Митчел ложится в постель. Пауза. Звонок. Свет. Все просыпаются. У Хусаина в руках будильник.
А л е к с е й (выходит, потом возвращается с башмаками). Зачем вы, Митчел, выставили свои башмаки за дверь?
М и т ч е л. Как — зачем? Чтобы их вычистили. Я не могу ходить в грязной обуви.
Хусаин и Ашот переглядываются.
Х у с а и н. Это твои ботинки, понимаешь?
М и т ч е л. Мои.
Х у с а и н. Почему же их должен чистить другой человек? (Вскипев.) Почему, я хочу знать…
Митчел молчит, опустив голову.
А л е к с е й. Мы тоже не любим ходить в грязной обуви, Митчел. Но у нас другой способ чистки. Берется щетка, вот эта, гуталин, вот он (протягивает Митчелу щетку и гуталин), затем выходят в коридор и чистят обувь… Своею собственной рукой!
Х у с а и н. Коридор… коридор…
Митчел берет щетку и гуталин, свои башмаки и направляется к выходу.
А л е к с е й. Одну минуту, Митчел. Вот ваша продовольственная карточка. Распишитесь вот здесь.
Митчел подходит к столу и расписывается в получении карточки. Все молча глядят на него.
А ш о т (прерывая паузу). Мы живем коммуной, и все, что получаем, идет в общий котел…
А л е к с е й (перебивая его). Но это вовсе не обязательно, и вы, разумеется, можете питаться отдельно.
М и т ч е л. Я не знаю… Отец мне сказал, что я должен выяснить, что я буду получать по эта… карточка… Я должен знать, что я могу кушать каждый день… чтобы не съесть всю карточка раньше времени…