Максим. Вас посадят.
Женщина. Ты только представь заголовки в газетах «Вдова ветерана войны застрелила грабителя, который ворвался в ее квартиру и пытался ее изнасиловать».
Максим. Я не пытался вас изнасиловать.
Женщина. Пытался-пытался. Давай, молись уже.
Максим. Да я и молитв-то никаких не знаю.
Женщина опускает ружье.
Женщина. Сложная ситуация. Атеист?
Максим. Абсолютный безбожник.
Женщина. Ну, тогда обойдемся без молитвы.
Снова поднимает ружье.
Максим. Подождите, не стреляйте! Я готов!
Женщина. К чему? Уверовать в Бога?
Максим. Нет. Это… вас изнасиловать.
Делает шаг вперед.
Женщина. Стой, где стоишь!
Несколько секунд размышляет, оценивающе глядя на Максима, потом садится на диван, продолжая целиться в него из ружья, которое держит одной рукой. Второй рукой гладит покрывало.
Женщина. Ты из налоговой инспекции?
Максим. Нет. То есть, да.
Женщина. Тебе нужен Роберт Иксанов?
Максим. Да. То есть, да.
Женщина. Он давно не подавал декларацию о доходах?
Максим. Очень давно. Никогда.
Женщина. И теперь он должен этому гребаному государству кучу денег?
Максим. Ну, не очень большую кучу. Возможно, он должен даже совсем маленькую кучу. И вообще, наше, как вы справедливо заметили, гребаное государство, оно может и подождать. Оно ведь у нас не самое бедное. Многие страны гораздо беднее. Например, Эфиопия, Мексика, Боливия…
Женщина. Заткнись. Иксанов здесь больше не живет.
Максим. Странно. А старушки у подъезда мне сказали, что живет и, более того, что он уже несколько недель никуда не выходит из дома.
Женщина. Все-то они знают. Он потому и не выходит из дома, что уже несколько недель, как уехал. И уехал он, кстати, ночью, когда все старушки спали.
Максим. Куда?
Женщина. В Боливию. Поднимать своими налогами экономику этой нищей страны.
Максим. А вы кто?
Женщина. Я его экономка.
Максим. Занимаетесь его экономикой, пока он мотается по заграницам?
Женщина. (гладит диван) Грею постель в его отсутствие.
Максим. И изменяете ему с первым встречным.
Женщина. Не забывай, ружье все еще у меня.
Максим. А что самое странное, старушки у подъезда ничего не сказали мне о том, что у Иксанова есть экономка.
Женщина. Ты не из налоговой инспекции.
Максим. Да, я не из налоговой инспекции. А вы не экономка. Возможно, вы вообще не знаете, что это такое.
Женщина. (вздыхает) Не знаю. Просто слово понравилось. Оно пахнет нефтедолларами. Ты журналист?
Максим. Уверяю вас, на самом деле оно пахнет клопами и борщом. Думаете, вы все еще интересны журналистам?
Женщина. Ну… может быть, в качестве музейного экспоната. Современные детишки любят вытаскивать за свет Божий всякое старье, которое сто лет пылится на чердаке.
Максим. Нет, я не журналист. Я режиссер.
Женщина. Что? Ты — режиссер? А ты школу уже закончил? Или теперь пьесы пишут груднички, на сцену выходят в подгузниках, а режиссурой занимаются приготовишки?
Максим. Я не так уж молод, как это может показаться. Мне двадцать семь лет.
Женщина. (с сарказмом) Это меняет дело. Что ж, расскажи мне, что ты уже поставил.
Максим. Не очень много. Я снял два видеоклипа, несколько рекламных роликов и одну серию телефильма «Мальвина стреляет первой».
Женщина. Ой, нет, про эту телемыльную фигню ты мне можешь вообще ничего не рассказывать.
(пауза)
А почему только одну серию?
Максим. Потом меня уволили.
Женщина. Превосходно. Я даже не спрашиваю, за что именно. Видимо, вы просто не сошлись с продюсером во мнениях по поводу одного места из Блаженного Августина. Что ж, тебе удалось впечатлить меня своим рЭзюме. А в театре случалось бывать? Не знаю, может быть, мамочка приводила тебя когда-никогда за руку на новогодний утренник…
Максим. Да, я поставил «Чайку» в одном театре.
Женщина. «Чайку»? Это известная пьеса. И в каком же театре?
Максим. Театр не такой известный, как пьеса. У меня на родине, в Вологде есть самодеятельный театральный кружок…