Корвино
Черт дери!
От честности глупею. Поспешим!
Боюсь, чтоб нас они не обогнали.
Вернись домой, скажи, с каким я рвеньем
Готов ему служить. И поклянись —
Ведь это правда, — сам я предложил,
По доброй воле, чуть услышал.
Моска
Верьте,
Поступок этот так его обяжет,
Что всех других немедля он прогонит,
Оставив только вас. Но ждите здесь,
Пока за вами не пришлю. Есть план,
Полезный вам. До времени молчу.
Корвино
Так не забудь прислать.
Моска
Не опасайтесь.
(Уходит.)
Корвино
Жена! Где Челия?
Входит Челия.
Ты все ревешь?
Ну, вытри слезы. Я ведь не всерьез...
Бранился, чтобы испытать тебя.
Ну, убедись сама, припомни ссоры
Ничтожный повод. Не ревнив я.
Челия
Нет.
Корвино
И никогда не ревновал. Ведь это
И глупо, да и пользы не приносит.
Как будто если женщина захочет,
Не сможет обмануть всех стражей в мире
И золотом не соблазнит шпиона!
Тшш... Я в тебе уверен. Вот увидишь —
На деле докажу свое доверье.
Ну, поцелуй меня. Иди, готовься;
Все украшенья лучшие, уборы —
Все на себя надень. Принарядись!
На пир торжественный приглашены мы
К Вольпоне старому. Там будет видно,
Как я далек от ревности обидной!
Уходят.
АКТ ТРЕТИЙ
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Улица.
Входит Моска.
Моска
Боюсь влюбиться в самого себя,
В свои великолепные успехи,
Похожие на почки в цвете. Кровь
Вдруг заиграла; сам не знаю как,
Шальным стал от удачи. Мог бы вылезть
Из собственной я кожи, как змея, —
Так гибок стал. О, приживалы — это
Свалившаяся с неба драгоценность,
Не то что дурни, олухи земные.
Жаль, не считают это ремесло
Наукой, и притом первейшей. Все,
Кто каплю мозга в голове имеют,
На этом свете — только приживалы,
Одни крупнее, а другие мельче.
Но все ж не тех имею я в виду,
Кто овладел пустым искусством светским
Кормиться у чужих: живя без крова,
Семьи, забот, они слагают враки,
Чтоб распотешить слух своих кормильцев,
Иль, чтоб их небо ублажить и чрево,
На кухню тащат дедовский рецепт
Каких-то соусов; не тех собачек,
Которые, хвостом виляя, ластясь,
Стараются ухмылкой и поклоном,
Поддакнув лорду, сдув с него пылинку,
Добыть кусочек пожирней. Мне мил
Лишь тот блестящий плут, кто может разом
Взлететь и опуститься, как стрела;
Прорезать воздух с быстротой кометы;
Взметнуться ласточкой; быть здесь и там,
Вдали и близко — все одновременно;
К любым событьям нрав свой приспособить
И маску изменить быстрей, чем мысль!
С таким искусством человек родится,
Не учится ему, а применяет
Как чудный дар, самой природой данный, —
Вот это настоящий приживал.
А прочие годятся им лишь в слуги.
Входит Бонарио.
Бонарио! Сын старого Корбаччо!
Как раз его искал я. — Мой синьор,
Рад видеть вас!
Бонарио
А я тебя — нисколько.
Моска
Но почему?
Бонарио
Ступай своей дорогой.
Противно мне беседу заводить
С таким, как ты.
Моска
Любезнейший синьор,
Не презирайте бедность!
Бонарио
Нет, клянусь!
Но подлость буду презирать твою!
Моска
Как — подлость?
Бонарио
Да. Твое безделье — разве
Не доказательство? А лесть твоя?
Ты только ею кормишься.
Моска
О боже!
Обычны слишком эти обвиненья
И липнут к добродетели легко,
Когда она бедна. Синьор, поверьте,
Пристрастны вы ко мне. Хоть приговор
Вам верным кажется, вы не должны
Судить так строго, не узнав меня.
Свидетель Марк святой, жестоки вы!
(Плачет.)
Бонарио
(в сторону)
Он плачет? Что же, это добрый признак.
Теперь я каюсь в резкости своей.
Моска
Да, крайностью жестокою гоним,
Я вынужден свой горький хлеб вкушать,
Чрезмерно раболепствуя; и правда,
Что должен я свои лохмотья прясть
Из собственной почтительности, так как
В богатстве не рожден. Но если я
Хотя бы раз бесчестно поступил:
Разбил семью, или друзей поссорил,
Иль подавал предательский совет;
Нашептывал неправду, обольщал,
Платил бы за доверье вероломством,
Невинность развращал иль был доволен
Своею праздностью и не желал бы
Идти любым суровейшим путем,
Который уваженье мог вернуть мне, —
Пусть я погибну здесь без милосердья!