Морелл. Простит тебя — за что?
Кандида(разочарованная его непониманием, но все с той же неизменной нежностью). Ты не понимаешь?
Он качает головой; она снова обращается к нему с сердечной доверчивостью.
Я хочу сказать: простит ли он мне, что я не открыла ему этого сама? Что я толкнула его к дурным женщинам во имя моей добродетели — моей чистоты, как ты называешь это? Ах, Джемс, как плохо ты знаешь меня, если способен говорить, что ты полагаешься на мою чистоту и добродетель. С какой радостью я отдала бы и то и другое бедному Юджину — так же, как я отдала бы свою шаль несчастному, продрогшему нищему, — если бы не было чего-то другого, что удерживает меня. Полагайся на то, что я люблю тебя, Джемс, потому что, если это исчезнет, то что мне твои проповеди? Пустые фразы, которыми ты изо дня в день обманываешь себя и других. (Она приподнимается, собираясь встать.)
Морелл. Его слова!
Кандида(останавливаясь). Чьи слова?
Морелл. Юджина.
Кандида(восхищенно). Он всегда прав! Он понимает тебя, понимает меня, он понимает Просси, а ты, Джемс, ты ничего не понимаешь. (Смеется и целует его в утешение.)
Морелл отшатывается, словно его ударили, и вскакивает.
Морелл. Как ты можешь? О Кандида! (В голосе его страдание.) Лучше бы ты проткнула мне сердце раскаленным железом, чем подарить мне такой поцелуй.
Кандида(подымается, испуганная). Дорогой мой, что случилось?
Морелл(вне себя, отмахиваясь от нее). Не трогай меня.
Кандида(в изумлении). Джемс!
Их прерывает появление Марчбэнкса и Берджесса. Берджесс останавливается у двери, выпучив глаза, в то время как Юджин бросается вперед и становится между ними.
Марчбэнкс. Что случилось?
Морелл(смертельно-бледный, сдерживая себя неимоверным усилием). Ничего, кроме того, что или вы были правы сегодня утром, или Кандида сошла с ума.
Берджесс(громогласно протестуя). Как? Что? Канди тоже сошла с ума? Ну, ну! (Он проходит через всю комнату к камину, громко изъявляя свое возмущение, и, остановившись, выколачивает над решеткой пепел из трубки.)
Морелл садится с безнадежным видом, опустив голову на руки и крепко стиснув пальцы, чтобы сдержать дрожь.
Кандида(Мореллу, смеясь, с облегчением). Ах, ты, значит, шокирован — и это все? Какие же вы, однако, рабы условностей, вы, люди с независимыми взглядами!
Берджесс. Слушай, Канди, веди себя прилично. Что подумает о тебе мистер Марчбэнкс?!
Кандида. Вот что получается из нравоучений Джемса, который говорит мне, что надо жить своим умом и никогда не кривить душой из страха — что подумают о тебе другие. Все идет как по маслу, пока я думаю то же, что думает он. Но стоило мне подумать что-то другое, и вот — посмотрите на него! Нет, вы только посмотрите! (Она, смеясь, показывает на Морелла. По-видимому, ее это очень забавляет.)
Юджин взглядывает на Морелла и тотчас же прижимает руку к сердцу, как бы почувствовав сильную боль. Он садится на кушетку с таким видом, словно оказался свидетелем трагедии.
Берджесс(у камина). А верно, Джемс! Вы сегодня что-то сдали против обычного.
Морелл(со смехом, похожим на рыдание). Полагаю, что нет. Прошу всех извинить меня. Я не подозревал, что стал центром внимания. (Овладевает собой). Ну, хорошо, хорошо, хорошо! (Он идет к столу и с решительным и бодрым видом берется за работу.)
Кандида(подходит к кушетке и садится рядом с Марчбэнксом, все в том же шутливом настроении). Ну, Юджин, почему вы такой грустный? Может быть, это мой лук заставил вас всплакнуть?
Марчбэнкс(тихо, ей). Нет, ваша жестокость. Я ненавижу жестокость. Это ужасно видеть, как человек заставляет страдать другого.
Кандида(поглаживает его по плечу с ироническим видом). Бедный мальчик! С ним поступили жестоко! Его заставили резать ломтиками противные красные луковицы!