И все-таки Толстой действительно подметил слабую сторону Шоу, проявлявшуюся в некоторых его пьесах, в том числе и в «Человеке и сверхчеловеке», — стремление в первую очередь поразить, эпатировать читателя.
В 1905 году под влиянием событий первой русской революции и русско-японской войны Б. Шоу написал остро социальную, но очень противоречивую пьесу «Майор Барбара».
Из многочисленных пьес, написанных в последующее десятилетие, выделяется яркая и своеобразная пьеса «Пигмалион» (1912–1913), чья сценическая жизнь отмечена долгим и все возрастающим успехом. Работа над ее постановкой ознаменовалась увлечением Шоу, оставившим заметный след в его жизни и творчестве. Главную роль в ней играла известная артистка Стелла Патрик-Кэмбл. С потрясающим мастерством и убедительностью сорокасемилетняя актриса сыграла семнадцатилетнюю цветочницу: эта роль стала ее сценической вершиной; впрочем, она и была написана для нее, но ссоры и бурные объяснения потрясали союз актрисы и автора. От их недолгой любви, причинившей много огорчений Шарлотте, осталась большая переписка. Оно легла потом в основу пьесы, написанной и поставленной американским режиссером и драматургом Джеромом Килти. Эта эпистолярная пьеса («Милый лжец») обошла почти все театры мира. Ее успех объясняется громадным интересом зрителей к личности Шоу.
Когда началась империалистическая война 1914–1918 годов, Шоу откликнулся на нее со всем пылом искреннего противника войн. Он опубликовал в ноябре 1914 года статью «Здравый смысл о войне». Шоу проявил в ней смелость, почти невероятную в условиях военного времени и военной цензуры. Он заклеймил как виновников войны правящие круги всех воюющих держав, в том числе и Англии. Он предложил самый неожиданный, парадоксальный и, в сущности, революционный выход: солдаты враждующих армий должны перестрелять своих офицеров, вернуться домой, произвести революции в своих странах и заняться выращиванием и сбором урожая.
Не удивительно, что на Шоу обрушились шовинисты всех оттенков, что английские газеты подняли крик, обвиняя его в предательстве, в отсутствии патриотизма. Его исключили из клуба драматургов, от него отвернулись многие друзья, его обрекли на одиночество. Но одиночество это было, в сущности, мнимым. Его популярность как уличного оратора возросла, а среди полученных им сочувственных писем было письмо А. М. Горького.
И годы первой мировой войны Шоу написал ряд блестящих антивоенных фарсов («Инка Перусалемский», «Огэстос исполняет свой долг», «О’Флаэрти, кавалер Креста Виктории») и большую пьесу с трагическим подтекстом — «Дом, где разбиваются сердца» (1913–1917).
Это одна из самых сложных и противоречивых пьес Шоу, знаменующая собой начало нового периода в его творчестве. В подзаголовке Шоу назвал ее «фантазией в русском стиле на английские темы». Этим он подчеркнул ее сходство с пьесами своих любимых русских драматургов — Л. Толстого и Чехова. Но в ней необычайно возросло условное, гротескно-символическое отображение мира, что станет характерным и для его последующих пьес.
В пьесе «Дом, где разбиваются сердца» Шоу вслед за Чеховым поставил вопрос об интеллигенции и ее роли. Именно ее мир показался ему поэтическим, но никчемным «домом разбитых сердец». Обитателям этого дома противопоставлены подлинные правители Англии, толкнувшие страну в бездну войны, — наездники из манежа и дельцы из банковских контор. Так, в сущности, Шоу определяет аристократию и буржуазию.
Причудливый дом, построенный в форме корабля и оглашаемый свистками и криками хозяина, старого капитана Шотовера, мудреца и безумца, споры о любви и смысле жизни, который ведут обитатели дома, и внезапно завершающий их налет германской авиации, неожиданное включение темы войны — все это так непохоже на ранние пьесы Шоу, написанные в классических традициях критического реализма.
Октябрьскую революцию в России Шоу воспринял и приветствовал как спасение человечества. Он боялся, что она будет подавлена полицией и войсками, но каждый день приносил все новые и новые вести о полном ее торжестве. Фабианская теория, по которой вооруженное народное восстание обречено на провал, потерпела крах на глазах старого фабианца, и это приводило его в восторг. Видимо, прав был Палм Датт, написавший позднее о Шоу: «Если он и отвергал концепцию социалистической революции, как иллюзию, пока 1917 год не открыл ему глаза, он отвергал ее не с самодовольством ренегата, а с отчаяньем лишенного наследства… Теперь Шоу приветствовал большевистскую революцию»[12].
12
Palm Du it G. B. Shaw, a Memoir, «Labour Monthly pamphlet», London, 1951, series № 1, pp. 9—11.