Клара. Нет… мистер Ивлин… Альфред… Нет, нет, не говорите об этом, не думайте… это безумие!
Ивлин. Безумие? О нет! Выслушайте меня до конца — я беден, у меня нет ни гроша, я, как нищий, прошу хлеба для умирающей служанки. Это правда… Но у меня железное сердце.' У меня есть знания… терпение… здоровье… и моя любовь к вам пробудила во мне честолюбие! До сих пор я пренебрегал своими силами, потому что презирал все, пока не полюбил вас! Но когда мне надо будет трудиться для вас… поддерживать вас… облегчать вам путь… я… я, Альфред Ивлин, бедняк, обещаю завоевать для вас славу и богатство! Не отнимайте вашей руки… этой руки… разве она не будет моей?
Клара. Ах, мистер Ивлин… Никогда… никогда!
Ивлин. Никогда?
Клара. Забудьте это увлечение; наш брак невозможен, слова любви принесут нам одно разочарование!
Ивлин (с горечью). Потому что я беден.
Клара. И я тоже! Брак, который принесет нищету… лишения… вечный страх за завтрашний день… Я столько видела таких браков! Не будем больше говорить об этом никогда!
Ивлин. Довольно… я повинуюсь. Я ошибался… ха-ха! Мне казалось, что я тоже любим. Я уже утратил частично свою молодость в заботах и труде… мой дух ожесточился… меня уже никто не может любить… и я не должен был полюбить никого!
Клара (в сторону). Ах, если б только мне одной пришлось страдать… терпеть нужду… Что мне сказать ему? (Вслух.) Мистер Ивлин… кузен…
Ивлин. Сударыня…
Клара. Альфред, я… я…
Ивлин. Отвергаете меня?
Клара. Да, да! Все кончено! (Уходит.)
Ивлин. Что же это? Вчера ее рука задрожала, когда я коснулся ее… А роза, которую я дал ей… она поцеловала ее… как бы не зная, что я все вижу! Это была ловушка… хитрость… ведь я тогда был так же беден, как и сейчас. О, им будет над чем посмеяться! Что ж, смелее. Презренье кокетки способно разбить только слабое сердце! А теперь, когда мне уже никто не мил п весь свет стал для меня лишь гигантской шахматной доской, — сяду и буду всерьез играть в шахматы с фортуной!
Входят лорд Глоссмор и слуга.
Слуга. Я доложу сэру Джону, милорд. (Уходит.)
Ивлин берёт газету.
Глоссмор. Секретарь… хм! Прекрасная погода, сэр; есть какие-нибудь известия с Востока?
Ивлин. Да, все умные люди опять уехали туда.
Глоссмор. Ха-ха-ха! О нет, не все — вот идет мистер Стаут, наш великий деятель в области политической экономии!
Стаут, Глоссмор, Ивлин.
Стаут. Доброе утро, Глоссмор!
Глоссмор. Глоссмор! Выскочка!
Стаут. Боялся, что опоздаю… задержали в приходском управлении! Удивительно, до чего невежественны английские бедняки! Полтора часа не мог вбить в голову глупой старой вдове с девятью детьми, что еженедельное пособие в три шиллинга противоречит всем законам общественной нравственности!
Ивлин. Превосходно! Замечательно! Вашу руку, сэр!
Глоссмор. Как! Вы одобряете подобные взгляды, мистер Ивлин? По-вашему, старухи годны только на то, чтобы умирать с голоду?
Ивлин. Умирать с голоду! Какое заблуждение! Право, милорд, когда попусту бросают деньги каждому, кто умирает с голоду, этим лишь поощряют нищету!
Стаут. Он говорит весьма умно!
Глоссмор. Какие бесчеловечные убеждения! Где наши добрые старые времена, когда помощь несчастным была долгом богатых людей!
Ивлин. Да, если подумать, пожалуй, правы вы, милорд! Я тоже знаю одну бедную женщину… больную… умирающую… в нужде… Ей тоже суждено погибнуть?
Глоссмор. Погибнуть! Какой ужас!.. В христианской стране! Погибнуть! Избави бог!
Ивлин (протягивая руку). Что же вы тогда дадите ей?
Глоссмор. Хм! Сэр… ей должен дать приход!
Стаут (энергично). Нет!.. Нет!.. Нет! Разумеется, нет!
Глоссмор. «Нет! Нет» А я говорю: да!' да! И если приход отказывается помогать беднякам, единственное, что остается твердому и решительному человеку, который придерживается тех же убеждений, что и я, и верен принципам наших отцов, — это не давать беднякам ни гроша и тем самым вынудить приход помогать им!
Сэр Джон, Блаунт, леди Френклин, Джорджина, Глоссмор, Стаут, Ивлин.