С а т л ы к о в (читает и в волнении опять пьет воду). Но ведь Тойлы все же отлынивал от работы и машины не сдавал. И мы можем считать, что он использовал ее в личных целях.
Д у р с у н о в а. Это и надо было доказать. Но только не опираясь на слова Беркели. Ведь как поступал сам Беркели, вам, надеюсь, теперь известно? Да если бы Тойлы и захотел перейти на другую работу, кто бы его принял? Ведь Алланазар отобрал у него все документы. (Пауза.) Вот и придется нам с вами теперь решать вопрос — кто же в конце концов настоящий преступник?
К у р т г е л ь д ы (вспылив). Вам хочется непременно оправдать Тойлы. Вы пытаетесь доказать, что черное — это белое. Но ведь всем известно, что этот хулиган прямо на улице, среди бела дня, при всем честном народе избил меня, что я попал в больницу. За одно это он заслуживает тюрьмы.
П е р е н г л и е в а. Действительно, товарищ Дурсунова, против этого факта трудно возразить.
К у р т г е л ь д ы. Может быть, он и здесь не виноват?
Д у р с у н о в а. Да. Не виноват.
К у р т г е л ь д ы (хохочет). Теперь я не удивляюсь, если товарищ газетный работник объявит, что не из пшеницы пекут чурек, а из чурека делают пшеницу. Век живи, век учись. Скажите, а Тойлы вам случайно не родственник?
Д у р с у н о в а. Тойлы — мой брат.
К у р т г е л ь д ы. Вах! Комментарии излишни.
Д у р с у н о в а. И не только мой. Он и твой брат, Эсенов, и ваш, товарищ Перенглиева, и даже ваш, Курт Гельдыевич.
К у р т г е л ь д ы. Не понимаю.
Д у р с у н о в а. Для того чтобы это понять, достаточно прочесть моральный кодекс строителя коммунизма. Вот он, над головой вашего начальника. Очевидно, он висит слишком высоко, а вы страдаете врожденной близорукостью.
Пауза.
Э с е н о в. Хорошо, Аксолтан, все это так. Но ведь ты не станешь сомневаться, что этот бедняга (указывает на Куртгельды) был избит своим «братом» Тойлы и отправлен в больницу.
Д у р с у н о в а (с усмешкой). Бедняга?.. Жаль, Эсенов, что до сих пор ты не научился снимать маски со своих сотрудников.
К у р т г е л ь д ы. Что? Здесь не маскарад, товарищ репортер. Здесь советское учреждение, и я, хоть и маленький человек, не позволю…
Д у р с у н о в а. Берегите нервы, Куртгельды. Они вам еще пригодятся. Скажите: за что это вас вдруг избил Тойлы? Просто так, ни с того ни с сего?
К у р т г е л ь д ы. Хулигану не нужно поводов для хулиганских поступков.
Д у р с у н о в а. В таком случае позвольте изложить вам события в их последовательном порядке, опираясь на показания самых различных свидетелей.
Звонит телефон.
Э с е н о в (поднимает трубку, с раздражением). Ну?! Еще нет. Тогда позвоню сам. Не знаю. Ничего не знаю. (Бросает трубку.)
Д у р с у н о в а. Я постараюсь не злоупотреблять вашим вниманием. Итак…
З а н а в е с.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Уголок городского сквера. На скамейке сидит Т о й л ы с книгой в руках. Он прислушивается к пению птиц, пытаясь временами подражать их свисту. Мимо проходит О ф е л и я в очень коротком пестром платье, в туфлях на гвоздиках, через плечо большая модная сумка.
Т о й л ы (проводив ее глазами). Тоже птичка! (Взглянув наверх.) Но не из вашей породы, певуньи. (Берется за книгу.)
Вскоре раздается громкий, не очень натуральный смех Офелии. Тойлы встает. Возвращаются О ф е л и я и К у р т г е л ь д ы в новом костюме, франтовато одетый. Он несет в руках сверток, завернутый в газету. Увидев их, Тойлы уходит в сторону.
К у р т г е л ь д ы. Вот уютная скамейка. В тени и никого нет. Присядьте.
О ф е л и я (садится и медленно разворачивает сверток, смеясь от предстоящего удовольствия). Ну, посмотрим, что тут такое? О, красный свитер!
К у р т г е л ь д ы. Шерстяной. Рижского производства.
О ф е л и я. Рига?! Колоссально. (Прикладывает его к себе.) Идет?
К у р т г е л ь д ы. С ума сойти. Этот свитер создан для фей, а вы лучшая из них.
О ф е л и я. Вы умеете говорить комплименты.
К у р т г е л ь д ы. Только слепец не оценит вашей красоты. Эта фигура, эта талия, эта прическа, эти чудесные ножки! Взгляните на эти чулки. Они из Ленинграда.