О г у л б и к е (вносит вазу с фруктами). Оглох ты, что ли?
Б а т ы р. Прости, мама! Меня так захватила музыка.
О г у л б и к е. Вижу, вижу, — эта музыка только для двух слушателей. (Уходит.)
Д ж е р е н. Ай, Батыр, мама догадалась.
Б а т ы р. Пусть! Я не могу больше скрывать ни от мамы, ни от папы, что ты мне дороже всех на свете, что для меня счастье — исполнить любое твое желание. Скажи, что сделать для тебя?
Д ж е р е н. Налей мне чаю.
Б а т ы р (наливает чай). Опять холодной водой окатила… Не любишь ты меня.
Джерен вскакивает, ласкается к Батыру.
Да, да, да… Пять дней, как я дал тебе свою статью, — все прочли, а ты не удосужилась.
Д ж е р е н. Давным-давно прочла. (Вынимает из чемоданчика рукопись.) Вот она.
Б а т ы р. Что ж ты молчала? Ты знаешь, как мне дорого твое мнение?
Д ж е р е н. Что мое мнение? Я не философ, не ученый, не критик. Все тебя хвалят, я очень рада.
Б а т ы р. Верно, все хвалят — и в редакции, и в университете, и дома. Приятно, правда?
Джерен кивает головой.
Говорят, что я постарался. Как же иначе — заказала республиканская газета.
Джерен кивает головой.
И тема важная: «Пережитки в сознании».
Джерен кивает головой.
Мое первое выступление в печати, — надо быть во всеоружии.
Джерен кивает головой.
Вот, вот, например, это место. (Читает.) «Подобно религии, и другие пережитки могут быть названы опиумом. Они дурманят сознание советского человека». Хорошо?
Джерен кивает головой.
А вот еще одно место…
Д ж е р е н. Я удивляюсь…
Б а т ы р. А чему удивляться?.. Ничего особенного! Главное, дорогая моя, что тебе понравилась моя статья.
Джерен качает головой.
(После паузы.) У тебя возражение?
Д ж е р е н (мягко). Замечание.
Б а т ы р (покровительственно). Интересно, интересно, какое может быть у тебя замечание?
Д ж е р е н. Разве у меня не может быть замечаний?
Б а т ы р. Прости, Джерен! Говори! Всю правду говори. Правда не может повредить нашей дружбе.
Д ж е р е н. Видишь ли, Батыр, у тебя в статье много примеров из книг. Это, конечно, хорошо, это показывает твою эрудицию. Но мало, мне кажется, примеров из жизни…
Б а т ы р (вскочив). Как это мало примеров из жизни? А калым, на который я ссылаюсь? А кайтарма, когда девушку на другой день после свадьбы родители уводят домой, пока муж с ними не рассчитается? Или борук — чудовищный убор, уродующий голову женщины? А унизительное байское отношение к женщине? Чем не примеры из жизни?
Д ж е р е н. Батыр-джан, эти пережитки почти исчезли. Есть другие, более живучие, вредные… Они на каждом шагу, а вы их…
Б а т ы р (сердясь). Какие же это пережитки, которые вы, Джерен, замечаете на каждом шагу, а я, Салихов, не замечаю?
Пауза.
Д ж е р е н (берет со стола розу, вдыхает ее аромат, затем передает Батыру). Полюбуйся, Батыр, какая чудная роза!
Б а т ы р. Оставим пока розы в покое. (Роняет розу на пол и, не заметив, наступает на нее ногой.) Скажи мне, чего я не замечаю на каждом шагу?..
Д ж е р е н (печально смотрит на растоптанную розу). Сначала верни мне мою розу…
Б а т ы р (взглянув на розу). Ах! (Поднимает розу с пола.) Всю душу я вложил в этот цветок и сам же растоптал! Ну, эта беда поправима. (Подбегает к окну, срывает розу, подносит ее Джерен.) Вот еще лучше.
Д ж е р е н. Да… а если дружбу растоптать, как эту розу, ее легко заменить?
Б а т ы р (мягче). Тем более скажи мне, чего я не замечаю на каждом шагу.
Д ж е р е н. Да разве ты не знаешь людей, и в нашем городе они есть. Почтенные, видные, занимающие общественное положение, а собственное благополучие им важнее государственных дел… Такие люди…
Б а т ы р (обиженный). А-а… Как, например, мой отец?
Д ж е р е н. Да возьми ты и нас, женщин. Ведь есть такие, что и калым отвергают и над боруком смеются, а для них нет ничего милее, как с утра до ночи перебирать тряпки.
Б а т ы р. Например, моя мать?..
Д ж е р е н. Батыр!..
Б а т ы р. Понимаю. Можешь не продолжать. Семья Салиховых — кипящий котел пережитков, и мне остается только извиниться перед Джерен Мурадовой за то, что насильно тащу ее в этот адский котел. (Отворачивается.)