Г е р е к. Мне было восемнадцать лет, когда я впервые услышала эту песню. И пел ее ты.
С е р д а р. А?.. Тогда плачь! Плачь, старушка, плачь. Я сам готов заплакать. С тех пор почти полсотни лет протекло. А как сейчас помню: сколько я ни пел, сколько душу ни изливал — тебя ко мне не отпускали.
Г е р е к. Вот я и заплакала.
С е р д а р. А все же досталась ты мне. И никому другому. Ох, и бедовая ты была девица! Когда тебя посылали за водой к ближнему арыку, ты бежала к дальнему. Мы встречались у одинокого тутовника и не знали, что нам делать. По часу и больше, бывало, глядели друг на друга и молчали.
Г е р е к. Я не глядела…
С е р д а р. Ты не глядела, а я глядел! Ты, опустив свои черные глаза, следила за течением воды до самой минуты расставания. Я надеялся, что хотя бы в зеркале воды ты увидишь мой печальный взгляд. Увы, вода в арыке была мутная. А сердца наши шумели, как две сварливые бабы.
Герек вздыхает.
Скажи, Герек, милая, если бы тебе вернули сейчас твои восемнадцать лет, как бы ты поступила? Прыгнула бы с той крыши в мои объятия?
Г е р е к. Ой, да!.. Ой, нет!.. Не сразу.
С е р д а р. А как же?
Г е р е к. Подумала бы.
С е р д а р. Зачем?
Г е р е к. Для виду… Захотела и пошла бы к тебе, а то и не пошла бы. По своей воле жила бы.
С е р д а р. Как наша внучка Джерен?..
Г е р е к. Да, как наша милая внучка. Счастливая над ней звезда. Куда хочет — пойдет, где захочет — учится, кем захочет — станет, кого захочет — выберет. И ведь выбрала. Ой и парень Батыр Салихов — слиток чистого золота! И умен, и пригож. Другие парни пьют, горло дерут, никому покоя не дают. А он не такой, он настоящий… как его?..
С е р д а р (важно). Аспирант.
Г е р е к. Вот! А его отец Назар Салихов? Настоящий… как его?..
С е р д а р (важно). Управляющий…
Г е р е к. Вот!.. Говорят, вчера у него обедал сам… как его, подожди, я сама скажу… министр.
Сердар утвердительно кивает головой.
А Огулбике, его мать? Весь город ее знает. Даже в баню на казенной машине ездит. Ох, скорей бы дождаться свадьбы!
Сердар тяжело вздыхает.
Почему ты вздохнул?
Сердар молчит.
Сердар, так вздыхают в беде.
С е р д а р. Свадьбы не будет.
Г е р е к. Как?
С е р д а р. Если ты ухитришься задержаться на этом белом свете еще пять-шесть лет, то, может быть, и увидишь свадьбу своей внучки. А раньше не надейся.
Г е р е к. Какой бык боднул тебя, старик? Опомнись, что ты плетешь?
С е р д а р. Ох, старуха, сейчас не те времена, когда тебе было восемнадцать лет. Теперешняя девушка, прежде чем кинуться с крыши в объятия любимого, должна обсудить вопрос с научной точки зрения.
Г е р е к (смеется). Эх, муженек, вот что значит седина пришла, а ум отстал. Есть ли на свете такой богатырь, который поборол бы любовь? Не было и не будет. По себе знаю.
С е р д а р. Ты рассуждаешь, как необразованная женщина. Теперешняя девушка, помимо других наук, обязательно должна пройти особый курс испытания и проверки любви. Это целый, как его… факультет, и учатся на нем примерно три года. Первый год изучают биографию друг друга, второй — образ мыслей, третий — характер. Поэтому не надо их спрашивать: «Когда ваша свадьба?», а надо спросить: «На каком вы курсе любви?» Вчера я спросил Джерен. Выяснилось, что они дошли до второго курса и провалились.
Г е р е к. Куда провалились?
С е р д а р. Не таращь на меня свои прекрасные очи. Они разбежались в разные стороны, как два джейрана в пустыне.
Г е р е к. Они поссорились?
С е р д а р. Да, жена, они поссорились. Поэтому я и пел свою грустную песню, и ты недаром заплакала.
Г е р е к. О! Зачем ты сказал мне об этом? Я умру с горя. Держи меня, не то я упаду. (Слезает с лестницы.)
С е р д а р (обняв, снимает ее с лестницы и держит на руках). Эх, было бы тебе сейчас восемнадцать лет!
Г е р е к. Ну, отпусти. Не стыдно?
С е р д а р. Я столько стыдился в течение своей жизни, что упустил лучшие ее минуты.
Г е р е к. Ой, щекотно!
Сердар ставит ее на землю.
Скажи, правда ли? Они поссорились? Или ты пошутил!
С е р д а р. Что за радость шутить со старухой!
Г е р е к. Болтун! У меня сердце кровью обливается, а ему смех!
С е р д а р. Ну, слушай, Герек! Когда ты сидела у соседки, пришла Джерен, и я не узнал нашей внучки. Брови ее сдвинулись, как тучи, а щеки побагровели, как лепестки вон тех роз. Словом ни с кем она не перемолвилась, ни с отцом, ни с матерью. Прямо прошла в свою комнату, и я только услышал, как она прошептала: «Ах, Батыр, Батыр!» — и так вздохнула, что сердце мое упало.