А м а н г о з е л ь (всхлипывая от волнения). Не держится! Не держится!
К л а р а. И ты со мной согласна? (Пробегая по всей клавиатуре.) И вот тут-то я и встречаю его, Еламана Солтанова. Ну, думаю, мой билет. Не прозевать бы…
А м а н г о з е л ь. Умница ты моя золотая! (Опять целует ее.)
К л а р а (наигрывая печальную и страстную восточную мелодию). Но самое страшное не это…
А м а н г о з е л ь. Страшное? Ой, нервы не выдержат!
К л а р а. Самое страшное — это то, что… и я его полюбила. Да, да, не смейся. Полюбила. Не сразу, как-то незаметно, потихоньку, и вдруг — не угодно ли? Как же так, думаю, ведь мне нужно выходить за него замуж по плану, а у меня все наоборот. Я убеждала себя, сопротивлялась, издевалась сама над собой. Сижу перед зеркалом, показываю себе язык и шепчу: «Дура, дура! Идиотка!» Не помогает. Влюблена!
А м а н г о з е л ь. Колдовство!
К л а р а. И все-таки я выхожу за него замуж. Не по плану. А теперь, если он обеднеет, потеряет свой пост и эту квартиру, мне все равно. Я с ним не расстанусь. А если он сам бросит меня, я умру.
А м а н г о з е л ь. Уму непостижимо! А родители твои знают о твоем браке?
К л а р а. Понятия не имеют. Они воображают, что я до сих пор торчу в этом дурацком техникуме. (Играет несколько тактов бравурного марша.) Потом когда-нибудь и как-нибудь объясню.
А м а н г о з е л ь. Ты смелая! Ты сильная! Ты не ошиблась, Клара-джан, все Солтановы чудесные люди.
К л а р а. И Акгюль?
А м а н г о з е л ь. Младшенькая? Сказочка! Газель…
К л а р а. У этой газели в языке больше яду, чем у скорпиона. Она одна превращает в пытку мою жизнь в этом доме.
А м а н г о з е л ь. Как же это так?
К л а р а. Она на каждом шагу, при каждом случае старается подчеркнуть наш неравный брак. Меня в чем-то подозревает, над отцом насмехается. Глаза сузит, губы подожмет: «Мамочка! Мамуля!» Язва… Если бы могла, она бы меня отравила. О, сколько в ней злости! И как могла у Еламана родиться такая дочь?!
А м а н г о з е л ь. Так ведь она… Если бы ты знала одну вещь, ты бы… (Вдруг замолкает.)
К л а р а. Ну? Какую вещь?
А м а н г о з е л ь. Нет, это я просто так… нечаянно. Лучше я уйду…
К л а р а. Постой. Ведь я тебе все свои секреты рассказала, а ты…
А м а н г о з е л ь. Нет, не проси. Я дала слово…
К л а р а. Тогда прощай. Ты меня не знаешь, и я тебя не знаю. А тайну эту Еламан мне сам расскажет.
А м а н г о з е л ь. Только ничего у него не спрашивай! Умоляю.
К л а р а. Теперь уже спрошу обязательно. (Идет к лестнице.) Неужели ты думаешь, что я тебя выдам? Какие только тайны не доверяют мне мои подруги! Волосы могут встать дыбом. Однако я молчу. Мой рот крепче сейфа. Ступай, Амангозель. Прощай. А то твой муж может подумать, что ты убежала на свидание. (Начинает подниматься.)
А м а н г о з е л ь (мечется по комнате). Что делать? Ну, что мне делать? Стой! (Оглядываясь.) Никого нет?
К л а р а. Все уехали в аэропорт. Ну?! (Опять спускается.)
А м а н г о з е л ь (почти шепотом). Ведь Акгюль сирота.
К л а р а. Ну да. У нее нет матери.
А м а н г о з е л ь. И отца нет.
К л а р а. А Еламан?
А м а н г о з е л ь. Он ей не отец.
К л а р а. А кто?
А м а н г о з е л ь. Теперь уж все скажу до конца. (Помолчав немного и собравшись с духом.) Солтановы раньше жили в Ашхабаде, и в сорок восьмом году во время землетрясения погибла жена Еламана-ага.
К л а р а. Мать Акгюль?
А м а н г о з е л ь. Да нет. Не перебивай меня, а то не успею. Рядом с ними во дворе в маленьком домике жила одна женщина. Служила она в каком-то учреждении не то курьером, не то уборщицей — уж не знаю. У нее был ребенок, девочка всего пяти-шести месяцев от роду. Мать погибла в ту ночь, а малютка как-то уцелела. Судьба!
К л а р а. А муж?
А м а н г о з е л ь. Что муж?
К л а р а. Муж этой уборщицы?
А м а н г о з е л ь. Он так с фронта и не вернулся. Пропал без вести. А кто отец Акгюль, никто точно не знал и не знает. Может, и сама уборщица тоже.
К л а р а. Понятно…
А м а н г о з е л ь. Ну, вот Еламан-ага и принес сиротку к себе в дом, и росла она у них, как родная дочь. А чтоб никто не проговорился Акгюль, откуда она и как, Солтановы переехали сюда всей семьей, в этот город. Вот как они ее оберегали. Еламан после смерти своей жены особенно к ней привязался. И никогда, никогда он не обижает Акгюль, ни в чем ей не отказывает, все прощает. И ты не должна злиться на милую девочку. Она ведь добрая, ласковая, только с норовом немножко, самостоятельная чересчур. Но теперь, в наше время, сама знаешь…