КУХУЛИН.
От Эмер письмо.В нем о другом. Промедлить, верно, долженДо завтра я. На сей раз ждет меняБеда, из коей мне живым не выйти.Наутро ж Конал Кернах будет тутС великим воинством.
ЭЙТНЕ.
Не понимаю.Кто и зачем письмо вложил мне в руку?
КУХУЛИН.
Что ж понимать? Я до утра промедлитьТут должен; а тебя прислали, чтобМеня тут задержать. Да нет, не бойся,Написано здесь так. Мне ж по душе,Как сказано тобой, скакать на битву.Немного нас тут, но мы все едины.Победа не всегда бывает легкой.
Входит Морригу и становится между ними.
ЭЙТНЕ.
Скажи, кто между нами встал сейчас?Не видно никого.
КУХУЛИН.
Нет никого.
ЭЙТНЕ.
Кто с птичьей головою из богов?
КУХУЛИН.
Ну, голова воронья у Морригу.
ЭЙТНЕ (изумленно).
Богиня войн Морригу между намиИ черным трогает крылом плечоМое.
Морригу уходит.
Медб на меня наслала сон.Когда юнцом ты, Кухулин, с ней спал,Красива Медб была, как птичка, ноПотом другою стала, глаз во лбуУ ней.
КУХУЛИН.
У ней во лбу сверкает глаз?И у нее воронья голова?Но в той, что в рот тебе слова вложила,Не видел я уродства никакого.Ты не придумала? Ищи себеТого, кто помоложе. Или правда,Что, испугавшись, ты сама решилаМеня на смерть послать своим умом?В волненье ж ты забыла о письме,Что у тебя в руке.
ЭЙТНЕ.
Проснулась я,Скажу, что Медб не занимать ума.Разве не мне поверит Кухулин?
КУХУЛИН.
Я обезумел после смерти сына,Войной пошел на море, и женаМеня вернула к жизни.
ЭЙТНЕ.
Много женТебе служило, но меня ты выбрал.
КУХУЛИН.
Боялась ты, что, если изменилась,Тебя убью, но все меняетсяВ подлунном мире, и урод здесь я,Коль все такой же.
ЭЙТНЕ.
Я тебя любила,Ты не прощал предательство тогдаИ, если мне не веря, ты прощаешь,То, верно, смерть твоя не за горами.
КУХУЛИН.
Ты громко говоришь и возле двери;Зачем кричать о смерти, да ещеС таким волненьем, ведь не знаешь ты,Кто может нас подслушать из-за двери?
ЭЙТНЕ.
Возможно, кто предателя запомнит,В ком страсть еще бурлит для жизни,Кто не торопит смерть. Когда уйдешь,Я всем представлюсь: поварам, гонцам,И оружейникам, и поварятам.Пусть бьют ковшами и ножами режут,На вертел пусть сажают, пусть умруПозорной смертью, что им будет люба,И тень моя между другими встретитОткрытым честным взглядом тень твою.
КУХУЛИН.
Ах, речи жен, замысливших худое.
Входит Слуга.
СЛУГА.
Твой конь готов. И люди ждут приказа.
КУХУЛИН.
Сейчас, сейчас. Всего один вопрос.Та женщина, что вне себя от горя,Сказала, будто ложь в ее словах,Так как она предать меня решилаИ смерть мне уготовить. Что же делать?Как мне спасти ее от чар враждебных?
СЛУГА.
Она призналась?
КУХУЛИН.
Правда мне известна!Она явилась с вестью от жены.
СЛУГА.
А если дать ей макового сока?
КУХУЛИН.
Что ж, дай, но береги ее от смерти,Как самого себя. Коль не вернусь,Пусть Конал позаботится о ней,Его ведь любят жены.
ЭЙТНЕ.
Вот знать бы,Что та Морригу с головой вороньейБыла честна и правду мне сказалаО том, что скоро Кухулин умрет.
Опять играют флейта и барабан. Сцена ненадолго темнеет. Когда вновь зажигается свет, на сцене пусто. Входит раненый Кухулин. Он пытается привязать себя ремнем к каменной колонне. Входит Айфе, женщина с прямой осанкой и белыми волосами.
АЙФЕ.
Эй, Кухулин, ты узнаешь меня?
КУХУЛИН.
Ты меч в руках держала; думал я,Что мы убьем друг друга, но потомТы ослабела, и я меч забрал.
АЙФЕ.
Смотри же, Кухулин! Смотри еще!
КУХУЛИН.
Ах, волосы твои белым-белы.
АЙФЕ.
Пора забыть о прошлых временах.Мой наступил черед. А ты умрешь.
КУХУЛИН.
Где я? Зачем я здесь?
АЙФЕ.
Ты всех прогнал,Ведь получил ты шесть смертельных ран,Потом из родника хотел напиться.
КУХУЛИН.
На камень я накинул пояс свой,Чтоб крепко привязать себя к немуИ стоя умереть, но сил уж нет.Ты пояс затяни.