Но с Толстым происходит иначе! Он не смущает, не подавляет, а, скорее, вызывает и освобождает заключенные в нас самих духовные резервы. Не ослепляет блеском, наоборот, делает так, что наше видение становится мужественным и менее суетным… Познакомиться с Толстым — значит узнать, что есть кто-то необыкновенно мудрый и глубоко добрый, о ком в тяжелые и мрачные минуты всегда можешь подумать с надеждой — и не только подумать о нем, но поискать его — и найти!
О каждом большом писателе можно сказать, что без него литература была бы не столь прекрасной. О Толстом следует сказать иначе — без него она была бы менее нужной.
ЯНКА КУПАЛА{65}
Есть два пути поэтов к подлинному величию. Один — через взлеты высоких, смелых и новых мыслей, раскрывающих неизвестные дотоле тайники человеческих душ, страстей, сложностей человеческих судеб. Второй — через выражение чувств, мечтаний и желаний своего народа, через глубокую духовную солидарность с его приглушенными, но уже требующими голоса стремлениями масс.
Пути, как мы видим, очень разные, но оба, по существу, ведут к одной и той же цели: к творчеству драгоценному, нужному миллионам людей, волнующему миллионы сердец и умов.
Творческий путь Янки Купалы, как и большинства выдающихся славянских поэтов, был именно путем к величию, которого достигает поэт, будучи выразителем глубоких чувств и мыслей своего народа, живой правды его доли, его судьбы, его стремлений к счастливой жизни.
Доля белорусского народа на протяжении многих поколений была одной из самых тяжелых в нашей части Европы, а его песни относились к числу самых прекрасных. Из обоих этих источников и родилась поэзия Купалы с ее волнующим драматизмом и пленительной лирикой: поэзия бунта и поэзия тончайших движений души простого, доброго человека. Автору «Мужика» выпала ведущая роль в создании белорусской литературы, сыгравшей огромную роль в пробуждении революционного сознания народа и в формировании его духовной культуры, его художественного восприятия.
Года два назад я провел несколько недель на лоне прекрасной природы Белоруссии{66}. Я имел возможность столкнуться со многими проявлениями искреннего уважения, каким окружает белорусский народ своего величайшего поэта. Я говорю не только о таких «материальных» доказательствах этого уважения, как дом-музей Купалы в Минске или его памятник в родной деревне. Я имею прежде всего в виду повсеместную и глубокую любовь к поэзии Купалы в массах белорусского народа, во всех его слоях. Это явление не имеет ничего общего с так называемой коммерческой популярностью, какой пользуются многие писатели, особенно западные, талантливые, а иногда просто искусные производители «литературного товара». Такого рода популярность, достигаемая зачастую благодаря шумной рекламе или буржуазному снобизму, почти всегда умирает со смертью писателя.
Эта опасность не грозит произведениям Янки Купалы, как в Польше произведениям Конопницкой, как в России — Некрасова или Шевченко. Их поэтическое величие сливается навсегда с памятью народной — и не только сливается, но и растет из поколения в поколение по мере расширения роли масс в создании национальной культуры.
В истории литературы есть классики и классики. Есть классики совершенной формы, мастера прекрасного слова, известные по именам, но мало либо вообще не читаемые. Существует и другой тип классиков: тех, которые были не только мастерами национального языка, но и классики, вечно живые и навечно связанные с жизнью своих народов.
Янка Купала — это именно такой навеки живой классик белорусской литературы.
ЗА СОВРЕМЕННОСТЬ В НАШИХ ТЕАТРАХ{67}
Мощное развитие кино и телевидения в наши дни вызывает иногда беспокойство по поводу судеб театра. Порой рождаются вопросы, уж не становится ли эта извечная, ограниченная в своих средствах «кустарная» форма зрелищного искусства пережитком, обреченным на старческое увядание. Сумеет ли она выдержать стремительно возрастающую конкуренцию других, основанных на современной технике средств наиболее массового распространения культурных ценностей, средств, родственных театру либо из него происходящих?
Очевидно, такая конкуренция в определенной степени теперь уже существует, и театр видится в ней как бы более слабым партнером. На это как будто указывают соответствующие исследования, анкеты и наблюдения, проводимые в различных странах, особенно высокоразвитых. Делать из них далеко идущие выводы все же еще рано. Но один вывод напрашивается неизбежно: шансы театра как автономной формы зрелищного искусства в конкуренции с другими, более «современными» средствами будут зависеть от того, в какой степени он сможет развивать свое новаторство как в художественном, так и в идейном смысле, то есть в смысле новаторства формы и новаторства содержания.