Дверь приоткрывается. Показывается педикюрщик, крепко придерживая створку.
Педикюрщик. Мадам Александра просит передать мсье, что она не может принять мсье. У нее репетиция.
Жюльен (в полуоткрытую дверь). Мадам Александра, я совершенно спокоен. Я фантастически спокоен. Но я не желаю беседовать с вашим педикюрщиком. Окажите мне честь выслушать меня лично, и я объясню, почему ваш сын хочет вас видеть.
Голос мадам Александры (отчеканивающий каждое слово). Пусть удалится из моей уборной и пусть ждет в коридоре!
Жюльен (стискивает зубы. Побледнев, вдруг). Хорошо, момочка. Я подожду в коридоре, момочка.(Выходит, хлопая дверью; увидев дрожащую от страха Коломбу, подходит к ней, рычит.) Я спокоен. Да или нет? По-моему, я говорил с нею вполне вежливо.
Позади него педикюрщик рысцой подбегает к двери уборной, закрывает ее. Из туалетной выходит Жорж, он пропускает ее в коридор, потом запирает за ней дверь. Все это похоже на пантомиму, где все бестолково суетятся и спешат.
Жорж. Ну, чего вы добились, мсье Жюльен? Я же вам говорила, будьте полюбезнее. Тут криком не возьмешь.
Жюльен. Очень жаль. Но петь ей серенады, увы, не могу, голоса нет.
Жорж. Вместо того чтобы подольститься немного, казалось бы, чего проще! Женщины обожают, когда им польстишь. Ведь в чем дело-то? Вы пришли к ней просить о помощи. Значит, вы должны проявить добрую волю.
Жюльен. Проявлю, если она проявит. (Машет рукой.) Только от нее, от момочки, этого не дождешься.
Жорж. А сколько вы собираетесь у нее просить? Иной раз, когда заранее известна сумма, дело легче идет.
Жюльен. Меня призывают в армию. Я тянул сколько мог, но на сей раз приходится идти защищать республику. Я хочу попросить у матери, чтобы эти три года она содержала мою жену и сына.
Жорж (присвистывает). Три года - это долгий срок...
Жюльен. Для них тоже долгий.
Тем временем мадам Александра выходит из туалетной комнаты; она в пеньюаре. Опускается в кресло, похожее на трон. Педикюрщик берег ее ногу, маникюрщик - руку; парикмахер занимается волосами. Ласюрет - ее секретарь - держится на почтительном расстоянии со своими бумажками и ждет. Она похожа на старого идола, окруженного жрецами.
Мадам Александра (окликает). Ласюрет!
Ласюрет (раболепно выступает вперед). Дорогая Мадам?
Мадам Александра. Что в сегодняшней почте?
Ласюрет. Счета от Бенуазо за костюмы для «Императрицы». Уже третий раз напоминает.
Мадам Александра. Пусть ждет. Дальше?
Ласюрет. Бумажка от рабочих сцены, они просят прибавить им пять франков в месяц.
Мадам Александра. Отказать. Дальше?
Ласюрет. Общество «Театральных сироток» напоминает о ежегодном пожертвовании.
Мадам Александра. Двадцать франков!
Ласюрет. В прошлом году мы посылали пятьдесят.
Мадам Александра. Это не я. Это Дефурнет. Двадцать франков! Дальше?
Ласюрет. Общество помощи туберкулезным студентам просит прислать что-нибудь для их благотворительного базара.
Мадам Александра. Я уже посылала студентам.
Ласюрет. Но это студенты-туберкулезники.
Мадам Александра. Или они студенты, или туберкулезники! Надо выбрать что-нибудь одно.
Ласюрет. Они говорят, что Сара Бернар послала им статуэтку собственной работы.
Мадам Александра (визгливо). Передайте им, что я не ваяю, как Сара Бернар! Лично я занимаюсь только театром.
Ласюрет (вкрадчиво). Дар Сары Бернар безусловно будет замечен.
Мадам Александра. Все, что Сара ни делает, все бывает замечено! А статуэтка большая?
Ласюрет. Если она жертвует «Шута», который был выставлен в последнем Салоне, то она, должно быть, вот такой величины.
Мадам Александра. Только-то? Не ожидала от Сары. (Зовет.) Жорж!
Жорж (в коридоре, Жюльену). Зовет. Стойте здесь, мсье Жюльен, прошу вас; все образуется.(Проскальзывает в уборную, открыв дверь собственным ключом, и тут же запирает ее за собой.)Дорогая Мадам?
Мадам Александра. Куда ты задевала эту мерзкую огромную бронзу, мне ее прислали два года назад, я так до сих пор никуда ее и не пристроила.
Жорж. Голую женщину, Наша Дорогая Мадам?
Мадам Александра. Да нет, совсем не голую, дуреха! Голая женщина - это Родена. Но могу же я отдавать им Родена только потому, что они больны туберкулезом; Да, кроме того, все сейчас туберкулезные, это известно.
Жорж. Ага! Знаю, что мадам имеет в виду. Скелет?
Мадам Александра. Ну да, ну да! Страшнейший скелет и схватил за руку голого человека.
Ласюрет. А-а, понимаю, Дорогая Мадам. «Юноша и смерть»? Чудесно. Мы его загнали на чердак на улице Прони.
Мадам Александра. Ну и хорошо, пошлите им его с моей визитной карточкой. Он в три раза больше, чем ее «Шут». Вот-то Сара Бернар разозлится.
Ласюрет. Но, мадам, а вы не опасаетесь, что сам сюжет, пожалуй... «Юноша и смерть»?.. Для юных туберкулезников...
Мадам Александра (визгливо). Я посылаю то, что у меня есть! Надоели! Если они больны туберкулезом, они же знают, что все равно умрут.
Жюльен (ему наскучило ждать в коридоре). Если она воображает, что я до вечера буду торчать в коридоре, то глубоко ошибается.
Коломба. Умоляю тебя, будь повежливее.
Жюльен (стучит в дверь и кричит). Мама!
В уборной все застывают и ждут, как поведет себя мадам Александра.
Мадам Александра (продолжая так, словно ничего не произошло). Дальше?
Жюльен (снова стучит). Мама!
Ласюрет. Какой-то молодой человек из Тулузы пишет, что видел вас в «Императрице», и хочет ради вас покончить с собой.
Мадам Александра. Очень мило. Поблагодарите его. Дальше?
Жюльен (стучит). Мама! Открой!
В уборной все застыли в ожидании.
Мадам Александра (визгливо). Дальше?
Ласюрет (невозмутимо). Записка от мсье Жюльена. Он пишет, что зайдет после обеда в театр, хочет повидаться с вами по важному делу.
Мадам Александра. Дальше?
Жюльен (лягает дверь ногой). Мама! Все равно я тебя в покое не оставлю! Буду молотить ногой в дверь, пока ты не велишь открыть.
Мадам Александра (Ласюрету, который слушает крики Жюльена, с каким-то подобием улыбки на худощавом лице). Слышите? Я спрашиваю, что дальше?
Ласюрет (улыбка мгновенно сползает с его лица). Пожарные, Дорогая Мадам...
Мадам Александра (взрывается). Чего еще нужно пожарным? Ведь, слава богу, ничего не горит! Пусть, как и все, ждут, пока я их позову.
Ласюрет. Их ежегодный праздник в пользу...
Мадам Александра (перебивая его). В пользу! Вечно в пользу! Только одно у них на уме, как бы попользоваться! Разве я устраиваю ежегодные праздники? Я начала работать в театре с тринадцати лет и с тех пор каждый вечер выходила на сцену и почему-то ни у кого ничего никогда не просила.