Дверь распахивается.
Голос. Господин Президент Республики!
Генералы встают, как бы идут навстречу и возвращаются, словно сопровождая кого-то, но сопровождаемый -- невидим. Невидимого Президента подводят к пустому креслу, и по движениям Герба и министра видно, что невидимого усаживают.
Министр (к пустому креслу). Господин Президент, позволяю себе сказать, что вы пожаловали к нам весьма своевременно! За сегодняшний день, -полковник, придвиньте к Президенту пепельницу, -- за сегодняшний день случилось нечто столь важное, что ваше присутствие необходимо. Господин Президент, по некоторым признакам приходится заключить, что мы находимся накануне государственного переворота, -- или, вернее, этот переворот происходит вот сейчас, в этой зале. Невероятно, но так. Я по крайней мере, и вот -- комиссия, и... и, словом, все тут считаем, что нужно покориться, нужно принять неизбежное... И вот мы сейчас слушаем речь, -- я затрудняюсь охарактеризовать ее, но она... но она, господин Президент, она -- почти тронная!..
Сон. Ну, Вальс, валяйте дальше. Я любуюсь вами, вы гениальны.
Министр. Вот вы послушайте, господин Президент, вы только послушайте...
Вальс. О, вижу я -- вы жаждете вкусить сей жизни новой, жизни настоящей: вполне свободен только призрак, муть, а жизнь должна всегда ограду чуять, вещественный предел, -- чтоб бытием себя сознать. Я вам даю ограду. Вьюном забот и розами забав вы скрасите и скроете ее, -- но у меня хранится ключ от сада... Господин Президент, вы тоже не замечаете заводного автомобильчика, который эти господа пускают между собой по столу? Нет, не видите? А я думал, что, благодаря некоторой вашей особенности, вы как раз в состоянии заметить невидимое.
Сон. Вальс, не отвлекайтесь. Все сидят абсолютно смирно, игрушки никакой нет. Мы слушаем вас. Кстати: как прикажете вас именовать?
Вальс. Я не решил. Быть может, я останусь правителем без имени. Посмотрим. Я не решил и общего вопроса: какую дать хребту и ребрам мира гражданскую гармонию, как лучше распределить способности, богатства и силы государства моего. Посмотрим... Но одно я знаю твердо: приняв мою ограду и о ней -- не позабыв, -- но память передав в распоряженье тайное привычки, -внутри пределов, незаметных детям, мир будет счастлив. Розовое небо распустится в улыбку. Все народы навек сольются в дружную семью. Заботливо я буду надзирать, сверять мечту с действительностью плавкой, и расцветет добро, и зло растает в лучах законов, выбранных из лучших, когда-либо предложенных... Поверьте, -- мне благо человечества дороже всего на свете! Если б было верно, что ради блага этого мне нужно вам уступить открытие мое, или разбить машину, или город родной взорвать, -- я б это совершил. Но так пылать такой любовью к людям и не спасти слепого мира, -- нет, как можно мне от власти отказаться? Я начал с вас, а завтра я пошлю всем прочим странам то же приказанье, -- и станет тихо на земле. Поймите, не выношу я шума, -- у меня вот тут в виске, как черный треугольник, боль прыгает от шума... не могу... Когда ребенок в комнате соседней терзает нас игрою на трубе, как надо поступить? Отнять игрушку. Я отниму. Приказ мой для начала: весь порох, все оружье на земле навеки уничтожить, -- до последней пылинки, до последней гайки, -- все! Чтоб память о войне преданьем стала, пустою басней деревенских баб, опровергаемой наукой. Шума не будет впредь, а кто горяч не в меру и без суда желает проучить обидчика, пускай берет дубинку. Таким образом -- вот декрет, которым я начинаю свое правление. Он послужит естественным основанием для всеобщего благоденствия, о формах коего я сообщу вам своевременно. Мне не хотелось бы снова упоминать о способностях телемора, а потому, почтенный Президент, было бы желательно, чтобы вы мне без лишних слов теперь же ответили, согласны ли вы немедленно приступить к исполнению моей воли?
Пауза. Все смотрят на пустое кресло.
Мне кажется, что ныне, в провозглашенную мной эру тишины, я должен рассматривать ваше молчание как посильное выражение согласия.
Министр. Да, он согласен. Он согласен... Господа, он согласен, -- и я первый приношу присягу верности... я буду стараться... новая жизнь... слово старого солдата... (Рыдает.)
Голоса. Ах, мы вам верим... Тут все свои... Что за счеты...
Вальс. Старик слезлив. Снег старый грязно тает... Довольно, встать. Прием окончен. Будьте любезны приступить к работе. Я останусь здесь, -- где, кажется, немало великолепных комнат... Больше всех мне нравится ваш кабинет. Полковник, распорядитесь.
Сон.
Он победил, -- и счастье малых сих
Уже теперь зависит не от них.
Занавес
Действие третье
Обстановка первого действия. Вальс за письменным столом. Голова забинтована. Тут же полковник.
Вальс. Нет, больше не могу... На сегодня будет.
Полковник. Увы, это все дела неотложные.
Вальс. Здесь холодно и мрачно. Я никогда не думал, что громадная, светлая комната может быть так мрачна.
Полковник. ...А кроме того -- неотложность дел возрастает с их накоплением.
Вальс. Да-да, это все так... Что же мой Сон не идет? Пора.
Полковник. Получается невозможный затор и нагромождение. Вместо оживленного перекрестка -- жизнь нашей страны находит у вас в кабинете опасный тупик.
Вальс. Вы бы все-таки перестали мне делать замечания, -- скучно.
Полковник. Виноват, Ваше Безумие, но я только исполняю свои прямые обязанности.
Вальс. Титул звучный... Вы довольно угрюмый шутник. Если я вас держу в секретарях, то это лишь потому, что я люблю парадоксы. Ну -- и вам в пику, тоже.
Полковник. Мне кажется, что я службу свою исполняю. Большего от меня требовать сам господь бог не может. А что у меня тут, в груди, -- это никого не касается.
Вальс. Тем более что это у вас не грудь, а живот... Нет, не могу сегодня больше работать, -- вот не могу... Тяжелая голова...
Полковник. Голова у вас не должна больше болеть: рана была пустяковая.
Вальс. Она и не болит... Нет, просто скучно, надоело... Все так сложно и запутано, -- нарочно запутано. Рану я забыл, но покушение -- помню. Кстати, маленькое воздушное распоряжение, которое я только что сделал, минут через двадцать будет проведено в жизнь. Надо надеяться, что кто-нибудь сразу нас известит о результате.
Полковник. Об этих ваших делах позвольте мне не знать. Я в них не компетентен. Но у вас сейчас на рабочем столе вздрагивает и хрипит в невыносимых мучениях моя несчастная отчизна.
Вальс. Кабы не косность олухов да проделки плутов, она давно была бы счастливой. Но вообще, знаете, полковник, я решил, что делами буду заниматься только раз в неделю, скажем -- по средам.
Полковник. Моя обязанность -- вам заметить, что тем временем страна гибнет.
Вальс. Ну уж и гибнет. Не преувеличивайте, пожалуйста.
Полковник. Нет, Ваше Безумие, я не преувеличиваю.
Вальс. Пустяки.
Полковник. Пустяки? То, что миллионы рабочих, выброшенных с заводов, остались без хлеба, -- это пустяк? А дикая неразбериха, царящая в промышленности? А потеря всего экономического равновесия страны благодаря вашему первому человеколюбивому декрету? Это пустяк? И я не говорю о том, что во всех областях жизни -- смута и зловещее возбуждение, что никто ничего не может понять, что в парламенте бедлам, а на улицах стычки и что, наконец, из соседнего государства целые отряды преспокойно переходят там и сям нашу границу, чтоб посмотреть, что, собственно, у нас происходит. Добро еще, что они не совсем знают, как быть, а только принюхиваются, -- слишком, видно, удивлены тем, что сильная и счастливая держава начала вдруг, здорово живешь, уничтожать всю свою военную мощь. О, разумеется, вы правы, это все пустяки!
Вальс. Вы отлично знаете, что я отдал приказ и соседям и всем прочим народам мира последовать примеру нашей страны.
Полковник. Хорошо исполняются ваши приказы! Когда наш посол в Германии объявил ваш ультиматум, немцы, без объяснения причин, попросили нас немедленно его отозвать и, не дожидаясь отозвания, выслали его сами: он теперь находится в пути, -- в приятном пути. Посол наш в Англии был выслушан спокойно, но после этого к нему направили врачей и так крепко внушили ему мысль о внезапном припадке дипломатического помешательства, что он сам попросился в желтый дом. Посол наш во Франции отделался сравнительно легко, -- его предложение возбудило бурю веселого смеха в газетах, и нашей стране присужден первый приз на конкурсе политических мистификаций. А наш посол в Польше -- старый мой друг, между прочим, -- получив ваш приказ, предпочел застрелиться.