"О, если б можно было
не так, не так, -- а на виду у мира,-
-- в горячем урагане боевом,
под гром копыт, на потном скакуне, -
чтоб встретить смерть бессмертным восклицаньем
и проскакать с разлету через небо
на райский двор, где слышен плеск воды
и серафим скребет коня святого
Георгия. -- Да, смерть тогда восторг...
А тут -- один я... только пламя свеч, -
тысячеокий соглядатай -- смотрит
из подозрительных зеркал... Но должен
я умереть. Нет подвига -- есть вечность
и человек..."
В прямом отличии от психологического труса -- Морна -- является Клиян -- трус животный:
"Готов я лязгнуть лирой,
ее разбить, мой звучный дар утратить,
стать прокаженным, ослабеть, оглохнуть, -
но только помнить что-нибудь -- хоть шорох
ногтей, скребущих язву, -- он мне слаще
потусторонних песен. Я боюсь,
смерть близится..."
Тременс, верный своей теории разрушения:
"Ты скажешь:
король -- высокий чародей. Согласен.
Набухли солнцем житницы тугие,
доступно всем наук великолепье,
труд облегчен игрою сил сокрытых,
и воздух чист в поющих мастерских, -
согласен я. Но отчего мы вечно
хотим расти, хотим взбираться в гору,
от единицы к тысяче, когда
наклонный путь -- к нулю от единицы -
быстрей и слаще?.."
и Дандилио, знающий, что "вещество должно истлеть", встречают смерть каждый по-своему, -- последний, задумчиво проговорив: "прибрать бы вещи".
Наконец сам Морн после сложных переживаний принимает смерть, как король принял бы царство. Король в нем победил блестящего труса.
Вот в самых общих чертах канва этой трагедии. Она происходит в небывшую эпоху и на фоне несуществующей столицы, где, по словам таинственного иностранца, приехавшего из века двадцатого, из обиходной яви:
"Я нахожу в ней призрачное сходство -
с моим далеким городом родным, -
то сходство, что бывает между правдой
и вымыслом возвышенным..."
Трагедия эта -- трагедия личностей, индивидуальностей, аристократических, как всякая индивидуальность. Толпа остается где-то на втором плане, как далекий гул моря. Только страсти человеческие движут героями, являясь либо всепоглощающими (Ганус, живущий только мучительной любовью к жене, или Элла, жена Клияна, живущая ясной любовью к Ганусу), либо разносторонними, олицетворением которых является король, господин Морн, -смесь великолепия, смеха и вдохновенной трусости, и Клиян -- смесь животной боязни смерти с всесильной нежностью к Элле.
Господин Морн прежде всего -- натура романтическая; но, создав сказку, он сам разрушает ее:
"Разве я король? Король,
убивший девушку? Нет, нет, довольно,
я падаю -- в смерть, -- в огненную смерть,
я только факел, брошенный в колодец, -
пылающий, кружащийся, летящий
к растущему во мраке, как заря...
летящий вниз, навстречу отраженью".
1924
* Рецензия в журнале "Руль". Пьеса не опубликована.