— Да погоди, — отмахнулась детектив Кейси.
Застрекотали клавиши.
— Методичный, однако, — проворчала она через несколько минут. — Следы заметать не умеет, это да, но соображает… а в завещание лазил? Ого, и туда лазил, надо же… Берни, кто это копает наше дело вслед за нами?
— Точка входа не просматривается?
— Почему же не просматривается, вот она… Еще раз упс. Казенный комм в почтовом отделении. Сеансы связи… последний — сегодня. Завершен… полчаса назад. Интересно, кто бы это мог быть.
— Есть у меня одна идея, — протянул Берни, — ты иди, а я помозгую.
— Ага, — кивнула Фил, вскочила, побежала. — Пока, до вечера!
Насвистывая себе под нос, Берни двинулся по следу. Так быстро, как у Фил, у него не выйдет, но куда спешить? О. Этот тип еще кое-какие ниточки тянул, поглядим…
Входная дверь хлопнула около восьми вечера. Как-то… неуверенно хлопнула. И рановато что-то. И подошвы не шлепают, пританцовывая. И… да что она, всхлипывает, что ли? Берни развернулся, скрипя креслом.
Елки-палки…
Подошел, обнял, плюнув на дистанцию в годы и парсеки, которую соблюдал так долго и упрямо, прижал к себе.
— Что случилось, девочка?
— Ыыы… — ответила Фил и шмыгнула носом. — Я бездарь, непрофессионал и полная дура…
Хель, и слезы же капают.
Да черти бы драли эти принципы, правила и приличия.
Наклонился, коснулся губами мокрой щеки.
— Ну не плачь же, глупая.
— Вот и ты считаешь, что я глупая…
— Конечно. Разве можно так плакать из-за непрофессионализма… или как ты там сказала?
— Бездарь, бестолочь, непрофессионал, — всхлипнула она.
И тогда он нашел ее губы и заткнул ей рот — чтобы не несла чуши. Не размыкая ни рук, ни губ, попытался подтолкнуть ее в сторону дивана — чуть не упали. Но все-таки удержались. Шаг, другой, третий… у дивана хромая нога подвернулась не вовремя… неправда. Нечаянно — но очень вовремя.
— Я ненавижу Петера фон Бюлова, — четко сказала Фил.
И Берни отодвинулся и отпустил ее плечи.
— Рассказывай.
…Они встретились, как уже не раз бывало, возле "тетки со сковородкой" и пошли в "Синюю лампу", навстречу джазу. Сели за столик, заказали кофе и мороженое. Фил поглядывала на Петера из-под опущенных ресниц. Красивый мальчишка. Выходит, и военный министр был красивым мужчиной. Забавно. О военном министре до сих пор много говорят и пишут, но слово "красивый" как-то не всплывает. Не вяжется.
— Похож? — спросил Петер.
— Что? — растерялась Фил.
— Спрашиваю: похож?
— Ты о чем?..
— Мне надоело гадать, сколько ты еще собираешься мне врать. И надоело проверять, докуда ты можешь дойти в погоне за информацией.
И добил:
— Шарлотта.
— Ты… ты… — Фил вскочила, сшибла со стола чашку и не заметила. — Ты… а я-то… а ты…
— Что тебя так возмущает? — и брови поднял, и выражение… Холодное любопытство. Экспериментатор, наблюдающий за ходом опыта, при виде закономерного и ожидаемого результата.
— Я не из-за расследования, — сказала Фил беспомощно. — Я просто…
— Просто врала и вынюхивала, а заодно развлеклась. Понимаю тебя. Ну, прощай, Шарлотта Филлис, привет партнеру по работе.
Швырнул на столик деньги за кофе и десерт, повернулся и вышел.
— Берни, он еще третьего дня все понял и водил меня за нос, а я ходила на свидания… Берни, я почти влюбилась, а он…
— …отплатил тебе твоей же монетой, — сказал Берни. — Ты же знакомилась не с парнем, а с объектом. Просто вы поменялись ролями.
— Я знаю, — вздохнула Фил. — И я не… это… я оскорблена, но не как женщина, а как профессионал!
Берни придвинулся и снова ее обнял.
— Молчи, профессионал, — проворчал он. — К черту Петера фон Бюлова, хотя он и побил тебя по всем статьям. Можно, я тебя еще раз поцелую… Шарлотта?
Петер вернулся к Миттельмайерам и спросил, как насчет — в горы с палаткой.
— А твоя девушка? — задал встречный вопрос Феликс.
— Никакой девушки, — ответил Петер. — Ну ее.
— Тогда хоть завтра, — обрадовался Феликс. — Сейчас, Алеку позвоню, и Генриху сказать…
Петер проводил его взглядом, постоял немного в раздумье, кивнул сам себе — и пошел по коридору к кабинету хозяина дома. Постучал.
— Да? — спросили изнутри.
Петер вошел и плотно затворил дверь.
— Герр Миттельмайер, — сказал он.
Миттельмайер поднял голову.
— Я навел справки. Вероятно, вы правы, и он действительно мой отец. Не хотелось бы, чтобы это ушло дальше, чем уже ушло. Если вы не против, я хотел бы задержаться на Феззане ненадолго — я обещал Феликсу и Алеку съездить с ними на рыбалку. Потом уеду.
— Вам незачем спешить, — сказал Миттельмайер. — Вы нисколько нас не стесняете, и мальчики к вам привязаны.
— Тем не менее… Я хотел бы о многом подумать и кое-что разыскать на Гибере, пока нет занятий в училище.
— Понимаю, — кивнул премьер-министр. — Хорошо.
— Благодарю вас, — поклонился Петер фон Бюлов. Повернулся и пошел к двери.
Как держится. Кайзерин бы оценила.
— Петер, — сказал Миттельмайер.
Остановился, обернулся, взглянул вопросительно.
— Просто хотел сказать вам… его многие не любили, многие ненавидели. Но он был великим человеком.
Ничего не ответил. Просто кивнул и вышел. Аккуратно закрылась дверь.
Мальчишки уехали на рыбалку следующим утром, и на трое суток в особняке Миттельмайеров воцарилась непривычная тишина.
Вернулись загорелые, исцарапанные, искусанные комарами, волосы и одежда пропахли костром. С невыразимой гордостью вручили фрау Эве ведерко с десятком крупных карпов.
— Остальных там съели, — пояснил Алек.
— В ванную, — скомандовала фрау Эва. — А потом будьте добры в кухню, молодые люди. Кто рыбу ловил, тот ее и чистит.
Так что еще возились в кухне — и перемазались снова, чешуя летела во все стороны, и пришлось снова идти в ванную. И все равно руки рыбой пахли — потому что, конечно, они обязательно должны были помочь жарить улов.
Наконец, вымывшись по третьему разу, уселись за стол. Вкусно! Некоторое время только и слышалось, что сосредоточенный хруст поджаристых корочек.
— Завтра я улетаю домой, — сказал Петер.
— Ну вооот! — возмущенно возопили Алек и Феликс. — Еще же каникул сколько!
— Самому неохота, но надо, — вздохнул Петер. — Я буду писать, и вы пишите, а на тот год поглядим, ага?
— Ладно, — согласился Феликс. — Только ты обязательно приезжай.
— Я постараюсь.
…После обеда Петер надел свой навигаторский мундир и ушел прогуляться — один.
Музей восковых фигур работал до восьми. Парнишка в синей с золотом форме вошел в зал Героев Новой империи в половине седьмого. Задумчиво оглядел рейхсадмиралов, в величественных позах замерших возле кайзера. Пафосная композиция.
Нашел взглядом военного министра.
Подошел к нему. Вытянулся по стойке смирно, глядя в светлые неживые глаза.
Мне нечего тебе сказать. Я никогда тебя не видел.
Может быть, это правильно. Но я все равно об этом сожалею.
Ты никогда не говорил о себе. Я не знаю, каким ты был.
Я даже не могу спросить у мамы — потому что она думает: я не в курсе.
И папа болеет все время.
Он болеет сколько я себя помню, но он жив и может прожить еще долго, и я все сделаю, чтобы это "долго" оказалось как можно дольше. Он хороший человек.
И он все равно мой отец, хотя я знаю теперь.
Не знаю, чего я хочу от тебя. Ничего, наверное…
Жаль, что мы никогда не встречались.
— Молодой человек, музей закрывается через десять минут.