Выбрать главу

Мать-крыса понюхала запястье Сони. И облизнулась.

Срывая затвором кожу спины, Кэт дослала патрон в патронник, выбросила прямую руку, ставшую одним целым с оружием, и мягко нажала курок. Щелкнул боек. Девятимиллиметровая пуля с разрывным наконечником прошила мордочку и разорвала крысу хлопком, как шарик из шерсти. Кровавые ошметки заляпали Щелкунчика. Грохот выстрела сотряс подвал. Никто не шевельнулся. Еще пять секунд шока.

Раз…

Не сгибая руки, Кэт перебросила ствол к удивленному лицу Порфирия.

Два… Щелк!

Взлетел фонтан из мозгов и осколков черепа специалиста по чужим проблемам.

Три… Щелк!

Пуля вошла под брюхо Лёлику. Толстяк охнул и въехал лицом в каменный пол.

Четыре… Щелк!

Брызги разорвали волосатую грудь Алика.

Пять…

Дуло ровно нацелилось в седую бороду. У Аслана мелко трясся подбородок:

— Хочешь жить — беги…

Завершая разгром, она рявкнула:

— Вон!

Люди и крысы бросились врассыпную, перемешивая дым выстрелов. Только мальчик-старик, забрызганный кровью, не двигался. Сидел на полу, широко расставив ноги, и часто моргал.

— Кто ты такая? — прошептал он.

Неторопливо сбросив ком веревки, Кэт поднялась на затекших ногах с трудом, так что хрустнуло в коленях. Потолок пригибал плечи, «Walther» мирно опущен.

— Старшая сестра.

— Что ты наделала?! Люди и крысы жили в мире. Раз в год мы приносили им жертвы. Я держал связь с серым племенем. Я знал их язык. Все кончено. Ты убила мать-крысу. Теперь начнется хаос!

— Хаос — это ваша проблема. Ты украл сестру. Она моя. Кэт подхватила Соню, мягкую и теплую, прижала к себе. Соня с ней, Соня рядом. Теперь ее никто не отнимет. Пусть вернется хоть полчище крыс.

— Тебе нет спасения нигде! Крысы повсюду! Они не простят!

— Зато хорошо лопаются… Чпок — и нету! Щелкунчик что-то хотел ответить, но вдруг морщины собрались кучкой, он тихо засвистел, а в сухих пальчиках застучал хрустящий ритм. Щелк-щелк…

Покой овладевал уставшим телом. Ей захотелось сесть, отдохнуть или прилечь, ведь тут так уютно, так хорошо, и мальчик такой милый.

Щелк-щелк…

Безвольно вскинув руку, Кэт нажала курок, почти не целясь. Быстрее грохота Щелкунчика отбросило в темноту. Из развороченного лба хлынула каша мозгов. Тельце недоростка дернулось в конвульсиях и затихло. Руки широко раскинуты. Как выброшенная игрушка.

Наваждение лопнуло. Вернулась боль. И ясность.

— Умеешь щелкать — умей и лопаться, — прошептала Кэт. — Вот так, крысеныш…

Она крепче обняла Соню:

— Пора домой, сестренка.

Не чувствуя тяжести, Кэт несла Соню одной рукой. Другая прятала «Walther» в складках кукольного платья. Она была готова убить любого, кто встанет на пути. Сестренка, прильнувшая к ее плечу, плыла в глубоком сне. Накачали снотворным, но дышит ровно. Даже не исхудала за месяц в подвале.

Сенная площадь окунулась в белую ночь. Редкие прохожие с удивлением оглядывались на женщину в спортивной одежде, которая бежала с большой куклой, измазанной кровью.

Проскочив мимо нового портье, которому было все равно, Кэт заперла дверь, хоть это было и глупо: кто посмеет сунуться. Но ей надо спешить. Она переодела спящую Соню, разодрала кукольное платье в клочья и только потом умыла лицо от мозгов Порфирия. Остальные сборы прошли стремительно: чемодан — бросить, рюкзак — на плечо, сестренку — под мышку.

Выбежав на улицу, Кэт остановила третье по счету такси, как научил инструктор. Неторопливо открыв дверцу, уверенно сказала:

— Тысячу долларов до границы с Финляндией. Три — если привезете в аэропорт.

Не раздумывая, водитель согласился. Только вежливо заметил:

— У вас куртка чем-то испачкана. Как будто кровь.

Устроившись на заднем сиденье и держа Соню на коленях, Кэт ответила:

— Крыс изводила.

Таксист уставился в зеркальце заднего вида. Кое-как ему ответили улыбкой: «Всего лишь шутка. Все в порядке. Каждый решает свои проблемы сам. Крути руль и зарабатывай три штуки баксов». Кэт очень не хотелось тратить патрон.

— Извините, мы спешим на рейс.

Машина помчалась по пустым улицам навсегда чужого города. Сенная площадь растворилась в сером свете ночи.

Соня легонько вздрогнула и открыла глаза:

— Сестренка! Знаешь, мне приснился Щелкунчик.

— Не бойся, милая, это только сон. Нет никакого Щелкунчика.

— Нет? А куда он делся?

— Он лопнул.

— Как шарик?

— Как крыса. Вот так… — И она звонко щелкнула пальцами.

Соня вздохнула и устроилась поудобнее:

— Я скучала по тебе.

— И я тебя очень люблю.

— Щелкунчик кормил меня бигмаками. Было хорошо…

Кэт была спокойна. Совершенно спокойна. У нее осталось четыре патрона.

Щелк-щелк…

Михаил Лялин

ПАРАНОЙЯ

Озеро Долгое

Но главное различие состоит в том, что вино расстраивает душевные силы, а опиум (если принимать его как должно), ничем не возмущая их, приводит в порядок и гармонию.

Томас Де Квинси.
Исповедь англичанина, употреблявшего опиум

18 августа 20… года

— Угощайся.

Три дороги длиной в милю. Ага.

— Walk your mile.

Амфетамин. Начало бодрое.

— Что советуешь?

— Можешь заправить нос. Я заправлю кофе. Не люблю нюхать — насморк потом.

К. сметает свою дорогу в кружку с кофе. Поворачиваюсь к С.

— А ты что скажешь?

— Часть нюхни, часть — с кофе.

— Так и сделаем.

С. туго, в несколько приемов скатывает сторублевку. Проверяет, входит ли в ноздрю. Делит мою дорогу на две части. Протягивает трубочку.

— Что ж. Какие вещества, такие и деньги.

Вставляю купюру в правую ноздрю. Бумага скрипит. Вдыхаю. Передаю купюру С.

К. скидывает оставшуюся часть в кружку. Беру кружку и медленно начинаю пить.

Очистили стеклянную столешницу. Сидим.

— Не-не-не. Ни в коем случае.

К. берет у С. использованную сторублевку, сунутую в центр пачки. Расправляет, переворачивает и сгибает поперек.

— Это первое, на что они посмотрят.

Купюра идеально ровная.

С. лезет в Интернет, ставит музыку, видео.

Комната, в которой мы залипаем, находится на Комендантском. К., владелец квартиры, выкрасил комнату в белый цвет. В торце во всю стену шкаф, на нем нарисовано большое сердце.

Сидим на угловом диване рядом с окном. Перед нами стол, на нем монитор, кружки, набор для самокруток, табак, коричневый кубик гашиша.

За нашими спинами угловые полки. К. говорит, что доски для полок подобрал на берегу Финского залива. Доски мореные — прожилки, глубокие впадины, серая текстура.

На полках много чего навалено. В самом углу бюст Пушкина. К. говорит, что весной откопал его под грудой мусора. Бюст загрунтован.

В противоположном углу столярный столик. К. профессионально занимается обработкой дерева.

На часах полночь. Приехали сюда втроем на «дэу ма-тиз». Меня забрали с Петроградки.

По комнате медленно ходит собака породы терьер. Первое, что сделал хозяин, войдя в квартиру, поставил миску с едой. Кличка у собаки Шельма.

К. на столешнице нарезает тонкими квадратиками гашиш. Собирает штакет: на папиросной бумаге смешивает с табаком, скручивает с фильтром, залепляет и пускает по кругу.

«Скорость» не чувствуется.

— Пока ничего.

— Да там по чуть-чуть-то и было.

Гашиш притупляет реакции, перебираюсь в кожаное кресло рядом с диваном. Оно глубокое. Сползаю по спинке, вытягиваюсь. Чувствую небольшое жжение в мозжечке, перетекающее по скулам к сердцу.

— Ребята, скажу я вам, в этом кресле просто офигенски заниматься любовью, — говорит К.