Что вас возмущает в людоедской песне? Что женщину за здорово живешь выкинули за борт? Так это ж метафора. Что метафора утверждает гендерное неравноправие: мол, курица не птица, Польша не заграница, баба не человек? Что гребцы одержимы кровавой развязкой? Что ее до сих пор поют-воспевают? Разумеется, это мерзко: живое и теплое существо взяли и умертвили, безответную женщину - как кошку. Но ведь то была не женщина, а Прекрасная Дама. Живое и теплое существо в ней и Блок умертвил, по крайней мере, Дама именно так полагала и целую книжку об этом настрочила. А бессмертные стихи писались о другом. Так и здесь. «Нас на бабу променял» это еще и «нас на тайну променял», и «нас на веру променял», и «нас на душу променял» - марш, душа, на дно. Разин душу в реке хоронит. Об этом и песня. Вспомните:
Он свою буйну голову отдает, свою княжну - не чужую. Княжна - душа, Психея, прекрасное заморское сокровище, вожделенное, несказанное. Персиянка. Шамаханская царица - как дьявольское искушение, Царевна Лебедь - как волшебный помощник. Райская птица. Дар напрасный, дар случайный. В реку его.
«Слопала-таки поганая, гугнивая родимая матушка Россия «меня», как чушка своего поросенка», напишет Блок перед самой смертью. А сразу после -сложатся стихи: «Принесли мы Смоленской заступнице, принесли Пресвятой Богородице на руках во гробе серебряном наше солнце, в муке погасшее, - Александра, лебедя чистого». Царевича Лебедя. Райскую птицу. Персиянина.
Как к этому относиться? Как к ужасу и позору, как к вечному русскому наваждению, повторяющемуся из века в век? Не знаю. Древние римляне, хранившие веру отцов, с дрожью наблюдали, как их сограждане, перешедшие в христианство, каждое воскресенье отправляются в храм есть своего бога. Не будем уподобляться трусливым язычникам. Если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно, а если умрет, то принесет много плода.
Татьяна Толстая: Ну вот, пожалуйста: вы начали с криков протеста, местами переходящих в страстные гимны западной культуре, как будто кто ее у вас отнимает, а закончили тем, что опознали в Блоке еще одного персиянина… Быстренько отмету ваши возражения: ну конечно, Запад непрост, конечно, многолик, конечно, он пропитан Востоком как ромом, равно как и в Востоке запечено много западных орехов; конечно, мы с вами на Западе замешаны, как на сметане и обсевках муки - колобок; конечно - да-да-да, мы все это любим, но - Восток древнее Запада, а потому и глубже, и мудрее, и мудренее; Восток был всегда, а Запад образовался после и в результате римских завоеваний; но самое главное, Запад хочет наслаждений на этом свете, а Восток - на том; Запад - это тут, а Восток - это там, Запад - это явь, Восток - это сон; Запад - это форма существования белковых молекул, Восток - это: смерть, где твое жало?… Но мы все же не совсем о том, мы о России, которая ни Запад, ни Восток, ни рыба, ни мясо, ни свет, ни заря. Каков наш ответ на заботливый вопрос: «Каким ты хочешь быть Востоком - Востоком Ксеркса иль Христа?», где Ксеркс, персидский царь - нам в тему - олицетворяет варварство, тиранию, самодурство и так далее, в противовес человеколюбию и надрывной нежности, мыслимой в связи с фигурой Христа; так каков же ответ? - а без разницы, в том-то и дело! Суть-то русского Востока от этого не меняется, суть-то его выкрикнута бешеным протопопом: «Платон, Аристотель и Пифагор… блядины дети, взимахуся выше облак… звездное течение поразумевше… мудри быша и во ад угодиша… тако их же, яко свиней, вши съели, и память их с шумом погибе…» - то есть: читал, знаю и ненавижу! истребить! за борт их! Вот вам, нате вам, в Европе (Запад) с одиннадцатого века университеты, у арабов (Восток) Аристотель в почете, а тут «блядины дети», все, без разбору, списком… Да и как разберешь, где тут Ксеркс, где Христос, когда такая страсть, когда начальник Иван Родионович, рассвирепевши, «прибежал ко мне в дом, бив меня, и у руки отгрыз персты, яко пес, зубами»? «И егда наполнилась гортань ево крови, тогда руку мою испустил из зубов своих» - это по-нашему, по-персидски. Аввакум, кстати, - современник Стеньки Разина.