Выбрать главу

И в этом и заключается сила этой книги – обилие эпиграфов с великими именами в большинстве случаев не заглушает голоса автора и через его строки проступают и личные перипетии и драмы поэта, и время, в котором ему и нам выпало жить, и свое видение ответов на те самые вечные вопросы.

Даже когда речь идет о прямых цитатах, Марк Котлярский не идет у них дальше на поводу, а пытается вступить в своего рода поэтическое соревнование, бросить перчатку гению, пусть даже речь идет о заведомо неравном бое. И потому просто не могу отказать себе в удовольствии процитировать первое стихотворение из триптиха «Безумье», открывающееся эпиграфом, а затем и первой строкой всем знакомого нам стихотворения Пушкина, и ею же и заканчивающееся:

„Гляжу, как безумный, на черную шаль“,Глаза голубые, упругие чресла…И мечутся мысли: „Зачем ты воскресла?Что хочешь сказать, белокурая шваль?“
Увы, непонятны движения губ,И жестов язык непонятен и сложен.Из плоти и мифа, наверное, сложенСей странный, ворвавшийся в мысли суккуб.
Из всех мне судьбою расчисленных благТы – пытка, и в этом есть главное благо,Как весть о свободе в застенках ГУЛАГа,Как белый, противником брошенный флаг.
 Шипи, как змея подколодная, жаль, —Так жалят предательски скорпионы……А в вазе пионы слагают пэоны:„Гляжу, как безумный, на черную шаль…“

Вот оно, как оказывается: «шаль» рифмуется не только со словом «печаль», но и со словом «шваль», и, следует признать, что вполне органично рифмуется!

И таких неожиданных поворотов в моноспектакле, который разыгрывает перед нами Марк Котлярский, в книге немало, и они невольно захватывают вас и удерживают в кресле до того самого момента, пока не опустится занавес.

Временами в этих стихах, как в матрешке, спрятаны не один, а несколько поэтов, что превращает их в своеобразный поэтический ребус. Например, стихотворение с эпиграфом из Бальмонта «О, тихий Амстердам…» открывается парафразой из совершенно антагонистичного Бальмонту Есенина: «Никогда я не был в Амстердаме…». Или в строчках «Ну вот – петрушка, пастернак. Душисты листья базилика. А кто-то скажет: «Пастернак. Россия, Лета, базилика…» речь вроде идет о Пастернаке, а перефразируется Мандельштам.

Чем дальше, вы будете листать страниц, тем больше убеждаться, что Марк Котлярский – поистине блестящий мастер парафраз, игры в ассоциации и созвучия, и тем больше вам будет хотеться разгадывать заданные им загадки.

Но игра – на то и игра, что в ней никогда не получается выигрывать, и потому не все стихи в этой книге равноценны (впрочем, бывают ли вообще такие книги стихов?!) и временами автору явно изменяет чувство вкуса и меры. А ведь цитата – не только прыткая, но и опасная цикада, и вместе с цитрусовым ее ароматом в ней нередко скрыта горечь цикуты, парализующая самый нерв стиха.

Но стоит заметить, что в книге достаточно стихов и без всяких цитат и эпиграфов – о любви, о прошлом, о том же смысле жизни и о Боге, с собственной поэтической интонацией, зримыми метафорами и точными эпитетами, и стихи эти, безусловно, хороши сами по себе. Да вот хотя бы вот это:

В плацкартном вагоне,где люди – в избыткеи воздух наполненне запахом мяты, —в плацкартном вагонеподушки примяты,и простыни свесились,словно знамена;
в плацкартном вагоне,где режутся в карты,где чай подают,сожалея о чае;в плацкартном вагонемы вдруг замечаем,что люди как люди:не лучше, не хуже.
Мы едем, мы едемв плацкартном вагоне,проносятся мимоплацкартные кони,плацкартные рекисбегают лениво,волнуются в полеплацкартные нивы.
Бормочут колеса:„Плацкарта,плацкарта…“Такая, вот,нынченамвыпалакарта.

Словом, эта книга заслуживает того, чтобы прочитанной, а точнее пролистанной с любого листа, чтобы найти те строки, которые окажутся для тебя наиболее близкими – именно так, как читаются обычно все книги стихов.