Впрочем, я кажется заболтался, а уже раздался третий звонок, и вам пора заходить в зал и занимать места согласно купленным билетам. Добро пожаловать в поэтический театр и поэтический мир Марка Котлярского.
Петр Люкимсон,
писатель, журналист
Было без малого восемь часов утра, когда титулярный советник Яков Петрович Голядкин очнулся после долгого сна, зевнул, потянулся и открыл, наконец, совершенно глаза свои. Минуты с две, впрочем, лежал он неподвижно на своей постели, как человек не вполне еще уверенный, проснулся ли он, или еще спит, наяву ли и в действительности ли все, что около него теперь совершается, или – продолжение его беспорядочных сонных грез…
Ф. Достоевский, «Двойник», Петербургская поэма
Из цикла «Прощание с Петербургом»
Вот господин Голядкин —Мой нелепый двойник.Где-то на улицах городаОн нежданно возник.
Он обо мне не знает,Я не знаю о нем.Встретимся мы случайноСветлым осенним днем.
И отшатнемся в испуге,И разойдемся прочь,Не знающие друг о друге,Похожие точь-в-точь.
И каждый спрячется в доме —В клетке своих надежд,Сжигая старые письма,Путаясь в грудах одежд.
И все нам будут мерещитьсяЗнатные люди столиц,Чиновники высокопоставленныеС наградами, но без лиц.
Заполнят наши квартиры,Беззвучным криком крича,Люди, а может быть, нелюдиС единым лицом палача.
Одетые в крепкие робы,Пришельцы каких систем?А на груди у каждогоНачертано – «37»!
– Алле, господин Голядкин,Голядкин вы или я?– Увы, господин Голядкин,Мы с вами одна семья.
Одни нам выпали страхиИ дни, что так коротки…– Алле, господин Голядкин?!А в трубке гудки, гудки…
…Довольно играться в прятки!И я направляюсь в жэк.Но мне говорят:– ГолядкинУбыл в грядущий век.
– Простите, а я в каком же?Кто я – друг или враг?Куда ведут катакомбыОфициальных бумаг?
И мне говорят величально:– Позвольте вам выйти вон!…И где-то звучит погребальный,Вполне колокольный звон…
Питерская балладаКарета на Невском, карета на Невском,
Лакей на запятках, прокатимся с блеском!На кучере – новый камзол.Поедем, помчимся от бед наших подлых,От козней зловредных, от замыслов поздних,От всех наших нынешних зол!
Несутся лошадки, несутся лошадки.Как будто бы в прошлое, в даль, без оглядкиКарета летит.За окномДорога пылится, дорога пылится.Встает перед нами ночная столицаВ державном величье своем.
Вот так бы и мчаться, вот так бы и мчаться,И с прошлым далеким на миг повстречаться,Истории в очи взглянуть!…Но время катания вышло, похоже.– Слезайте, приехали! – кучер доложит.И нам остается вздохнуть,
Взглянуть на карету, взглянуть на карету,Лакею вручить за поездку монетуИ с Невского поворотить.…Карета на Невском, карета на Невском!И грусть настигает. Но только вот не с кемОб этом поговорить.
Ленинград, восьмидесятые…
Зло расцветает на лицах,Маковым цветом пыля.Северная столица,Бедная наша земля.
Вздрогнут уставшие ветвиИ загудят провода:В мире несоответствийКанули мы навсегда…
…Один горяч, другой измучен,
А третий книзу головой…
…Но это описать нельзя…
Н. Заболоцкий, „Столбцы“
…И улицы блестят в глазаТак, хоть ладонью заслоняйсяИ только чувству покоряйся.Но это описать нельзя —
Того, как в блеске фонарей,В слепящем этом огнецветье,Идешь на ощупь. И отметьте,Что рядом нет поводырей,
Что далеко шумят такси,А здесь – пожар и рык рекламы…Не вижу. И бреду упрямоВ бреду сомненья и тоски.
А сердце книзу головойСтучится в грудь. Так бьет поклоныФанатик веры исступленный.…А вечер, страстный и живой,
Прожжен огнями и, увы,Увечен (ни к чему срамиться!),И кажется сейчас страницейИз ненаписанной главы.